История тела. В 3-х томах. Том 1. От Ренессанса до эпохи Просвещения

Примерно в то же время достаточно широкое хождение получают теории, согласно которым заболевания распространяются в основном путем заражения. В пользу этого свидетельствовал бытовой опыт. Одни болезни, как, скажем, сифилис, явно передавались от человека к человеку. Зародившаяся в XVIII веке практика прививания оспы, принятая в Англии, а затем во Франции и в Германии, также наглядно демонстрировала заразные свойства этой болезни. Но теории заражения сталкивались с собственными проблемами: почему в случае распространения заразной болезни ее подхватывают не все?

Страх перед заразой объясняет популярность и устойчивость теории миазмов, согласно которой заболевания обычно распространяются не через личный контакт, а посредством окружающих нас эманаций. Действительно, было хорошо известно, что одни места более здоровы или более опасны, чем другие. Скажем, перемежающимся лихорадкам вроде малярии более подвержены те, кто живет неподалеку от болот или ручьев. Истощающие сыпные лихорадки (тиф) распространены среди жителей перенаселенных бедных кварталов больших городов, а также среди обитателей тюрем, казарм, приютов и на морских судах. Вполне правдоподобно выглядело предположение, что источником недуга являются отравленные атмосферные испарения, исходящие от разлагающихся трупов, испорченных продуктов и испражнений, влажных почв, гниющих отбросов и прочей грязи. Дурное место, как считалось, порождает дурной воздух (о его присутствии оповещает зловоние), который, в свою очередь, вызывает болезнь. В конце века реформаторы уделяют особое внимание «септическим» болезням — гангрене, сепсису, дифтерии, рожистому воспалению и родильной горячке, — особенно свирепствовавшим в бедных кварталах, тюрьмах и обветшалых госпиталях. Отель–Дьё, старейшая парижская больница для бедных, пользовалась зловещей славой рассадника заразы и сурово осуждалась Теноном за чудовищную грязь[1010].

На предотвращение и ограничение эпидемий были направлены энергичные усилия. Казалось, болезнь как никогда угрожает не только индивидуальному телу, но и «телу» коллективному. Новое представление о населении придает новый смысл общим ожиданиям. Просвещенческая медицина ставит перед собой задачу защиты определенных групп: «совершенствование вида»[1011], «обогащение вида»[1012], «сохранение вида»[1013]. Тело становится «богатством», средством укрепления сообщества, признаком местного или национального могущества. Были выявлены места, ответственные за возникновение опасных лихорадок, — перенаселенные трущобы, военные лагеря, тюрьмы, и проведены эксперименты, призванные обнаружить причины гнилостного брожения, которое, как считалось, порождает септические горячки. Как показывают усилия такого реформатора тюремной системы, как Джон Говард[1014], или такого просвещенного капитана британского флота, как Джеймс Кук[1015], профилактические меры по наведению порядка и поддержанию чистоты обычно имели «менеджерский» характер: мытье, окуривание, побелка, опрыскивание лимонным соком и уксусом (обе субстанции считались «антисептическими»), тщательное проветривание, оптимизм и дисциплина. Было известно, что лимоны и лаймы помогают в борьбе с цингой, но, при всем том, цитрусовые рекомендовались не как панацея, а как часть комплекса мер, направленных на поддержание опрятности.

5. Представления о патологической анатомии

В заключение необходимо упомянуть еще два направления, по которым развивалась теория болезни. Многие медики, с оглядкой на естественную историю, надеялись создать нозологическую классификацию болезней, то есть сгруппировать их по классам, видам и разновидностям, как это делается в ботанике и зоологии; составить более ясную картину сходств и различий. Отталкиваясь от идеи «естественной истории болезней», возникшей под влиянием престижного труда Линнея, таксономия заболеваний должна была исходить из представления о болезни как реальном явлении, управляемом естественными законами: к этому склонялись и Буассье де Соваж в своей «Методической нозологии» (1771), и Уильям Каллен, автор ряда нозологических сочинений.

Более важные, хотя и отдаленные последствия имело появление патологической анатомии, открывшей «подспудный» мир тела. Честь этого открытия принадлежит итальянцу Джованни Баттиста Морганьи, профессору анатомии Падуанского университета. Отталкиваясь от более ранних трудов Иоганна Вепфера и Теофиля Боне, Морганьи в возрасте почти восьмидесяти лет (род. в 1682) опубликовал собственную книгу «О местонахождении и причинах болезней» (1761), в которой обсуждает результаты около 700 проведенных им аутопсий. Книга немедленно получила известность и уже в 1769 году была переведена на английский, а в 1774 году — на немецкий язык.