История теологии

зволил добиться большей ясности. Монофелиты принимали учение

о двух природах, но признавали во Христе лишь одну волю

божественного Логоса. Таким образом хотели воздать должное

психологическому единству, которым отмечен образ Христа в Биб-

лии; считалось, что воля связана с личностью и составляет часть

ее сущности. Диофелиты, напротив, считали, что такое понимание

приближается к докетизму. Совершенная человеческая природа

Христа предполагает также чисто человеческую волю, так же как

божественная природа включает в себя божественную волю.

Таким образом, во Христе признавали как божественную,

так и человеческую волю, при этом, однако, считая, что первой

принадлежит господство, и она действует через человеческую, так

что между ними не возникает разногласия. Такой взгляд, предло-

женный МАКСИМОМ ИСПОВЕДНИКОМ (ум. 662), был принят Шес-

тым Вселенским Собором (Константинополь. 680-681, т. наз.

Трулльский Собор). Этот собор стремился соединить диофелит-

ство с идеей энипостасии, то есть подчеркнуть самостоятельность

природ и существование человеческой природы в божественной.

Однако решения были неясными; реформаторы не признали ре-

шений Шестого Вселенского Собора.

ИОАНН ДАМАСКИН

из книги БЕНГТ ХЕГГЛУНД - ИСТОРИЯ ТЕОЛОГИИ

Древнецерковная христология обретает некоторое завершение в

трудах Иоанна Дамаскина (VIII век; год рождения и смерти неиз-

вестен), который прежде других обобщил традицию, позднее став-

шую нормативной для православной церкви. Однако он также имел

большое влияние на Западе. Иоанн Дамаскин отражает теологию

ранних отцов Церкви и излагает ее в единых формулировках с по-

мощью аппарата философских понятий, который он использует. Его

основной труд «7гг|уг| yvmoemq», «Источник знания», состоит из

трех частей. Первая часть, диалектическая, рассматривает лишь

философские вопросы, вторая часть описывает ереси, а третья

часть — это собственно догматика, «екВеок; тгц; орВобо^ои

тасхгщ», «Изложение православной веры». В дальнейшем

последняя часть стала нормативной догматикой православной

церкви.

Дамаскин использует философию Аристотеля и неоплатоников,

заимствует оттуда понятия и схемы рассуждений, которыми он

подкрепляет изложение богословия. Иными словами, он использует

схоластический способ изложения и является первым, кто

81

ввел этот метод в догматику. В остальном Дамаскин собрал идеи

прошлого и сформулировал их более точно, не стремясь при этом к

какой-то самостоятельности. Его основным вкладом является

именно схоластический инструментарий. В своем подробном из-

ложении христологии он присоединяется к идеям Леонтия Визан-

тийского и Максима Исповедника.

Дамаскин решительно подчеркивает единство личности Христа:

«uia aei теп) Вест ^oyou xmoaxaaic,» («Ипостась Бога Слова

всегда едина»). Эта единая ипостась одновременно есть ипостась

Логоса и ипостась человеческого тела и души. Таким образом,

человеческая природа не имеет самостоятельного личностного

бытия, но существует в божественной.

В то же время Дамаскин подчеркивает различие между двумя

природами и придерживается диофелитской точки зрения. Он

подробно рассматривает вопрос о том, как две природы

соотносятся друг с другом и вводит здесь новые формулировки. На

основании единства личности происходит «взаимное проникновение»,

«я?рг%юрг|ся,<;», так что ЛОГОС принимает в Себя человеческое и, в

Свою очередь, сообщает Свои качества плоти. Поэтому можно,

например, говорить о том, что «Господь славы» был распят или, с

другой стороны, о том, что человек Иисус не сотворен и

бесконечен. Однако при этом обе природы сохраняют своеобразие

и отдельность. У Да-маскина есть особенно сильные выражения

для этого, так что временами представляется, что они

противоречат идее взаимного проникновения. Так, он говорит, что

только божественная природа пронизывает человеческую, а не

наоборот. Тем самым он желает подчеркнуть, что Божество как

таковое должно оставаться неизменным, не затронутым

страданием и смертью. Так же, как лучи солнца, освещающие

дерево, не будут затронуты, если дерево срубят, так и Бог

находится над страданием, которое терпит Христос. Если говорить

о природах в абстрактном смысле слова (Божество —

человечество), то их следует строго различать: божественная не

становится человеческой, а человеческая — божественной. Но

если рассматривать Христа как конкретную личность, на первый

план выступает единство. Он целиком и полностью есть Бог, и

также целиком и полностью человек в тождестве и единстве

личности. При этом ипостась Слова является образующей

единство, она также становится ипостасью человеческой природы,

проявившейся во Христе. Характер, который приобрел образ

Христа в схоластических формулировках Иоанна Дамаскина, также

своеобразно отражается в православном изобразительном

искусстве (иконах), в котором сильно подчеркнуты

трансцендентные и величественные черты.

82

По мере того как подчеркивается абсолютная

трансцендентность божественного, важную роль начинают играть

символы. Не случайно, что Иоанн Дамаскин теологически

защищает «иконопочи-тание» (при этом, однако, предполагается не