История толкования Ветхого Завета

Очевидно, что это толкование св. Дамаскина находится в рамках идей предыдущих великих отцов Церкви. То, что действительно для него, действительно и для других экзегетов его времени и позже, до конца византийского периода. Сохранению верности древним святым отцам во многом способствовал и 19–й канон Шестого Вселенского Собора, где сказано: «Предстоятели церквей должны по вся дни, наипаче же во дни воскресные, поучати весь клир и народ словесам благочестия, избирая из Божественного Писания разумения и рассуждения истины и не преступая положенных уже пределов и предания богоносных отец: и аще будет исследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях, и сими более да удовлетворяются, нежели составлением собственных слов, дабы, при недостатке умения в сем, не уклонитися от подобающего» [134]. Этот канон остается и до нашего времени золотой оправой православного отношения к Ветхому и Новому Завету.

Из этого периода хочется упомянуть еще и св. Фотия, патриарха Константинопольского († 896) [135], который был одним из выдающихся эрудитов и христианских мыслителей первого тысячелетия истории Церкви. Св. Фотий занимался толкованием в обширном богословском труде, названном Амфилохии [136]. Этот труд широко использовали и более поздние византийские экзегеты: Икумений [137], [Евфимий] Зигабен [138], [свт. Григорий] Палама [139], Никита Серский [140], Михаил Глика [141] и др. Наряду с обработкой догматических, философских и филологических вопросов автор объясняет и трудные для понимания места Священного Писания, используя при этом литературный (буквально–исторический) и типологический методы. При этом он широко пользуется более ранними толкованиями и демонстрирует исключительную образованность [142].

Вероятно, под влиянием св. Фотия экзегезой занимались и Арефа Кесарийский [143] (истолковывал Откровение Иоанна Богослова, подразумевая под Вавилоном Константинополь), Икумений [144], Василий Новый Патрский [145] и Лев Патрикий [146].

Как мы уже сказали, толкователи этого периода и в своем герменевтическом методе, и в своей гносеологии следовали великим отцам IV и V веков. Опираясь на их учение, за исходную точку экзегеты принимали преимущественно их духовный опыт, что значит — духовный опыт святых. Эта верность отеческому преданию в богословии и экзегетической методологии, преданию, вечно переживаемому и живому, развивалась на Востоке и укрепляла отношение к Откровению, отличающееся от того, которое на протяжении веков развивалось на христианском Западе. В Византии понятие богословия было и осталось неотделимым от понятия феории (??????), т. е. духовного видения, созерцания, реального боговидения. Откровение, понимаемое таким образом, не нечто статичное, раз и навсегда данное, давнее взаимодействие между Богом и человеком, зафиксированное словом: это верность и присутствие Божие во всяком времени, которое порождает людей, восприимчивых к этому присутствию и открытых для его раскрытия и дарования. Толкование как объяснение и описание этого присутствия Божия и Откровения не является и не может быть рационалистической дедукцией из явленных «предпосылок», т. е. на основании слов Священного Писания и церковного «учительства», как это понимало позднеримское христианство. Истинное толкование и богословие, т. е. описание пережитого или веры в пережитое, подтверждено и сохранено Священным Писанием и живым Преданием [147].