История толкования Ветхого Завета

В это время появляется и гностицизм [25] который был в некотором роде смешением христианства и язычества. Почти для всех гностиков характерно отрицание Ветхого Завета. Так, например, Маркион [26] отрицает Бога, Которого благовестили «закон и пророки», как и все Его деяния. Он называет Его космократором [27], являющимся источником (αίτιος) всякого зла. Он, как и Валентин [28], в целом отрицает Ветхий Завет и пользуется, как и все гностики того времени, мифологическими аллегориями. Гностики христианского происхождения применяют аллегорию даже и при толковании Нового Завета, чтобы этим оправдать свою мифологию об эманации эона [29]: события из жизни Христа передают драму эона. Необходимо было защитить божественность ветхозаветного Откровения от таких искажений и победить мифологическую аллегорию, превзойдя ее здоровой евангельской аллегорией. Это было возможно только с помощью типологической аллегории, которая со всей серьезностью принимает все исторические события и лица, в отличие от гностической аллегоричности, которая лишает их историчности. Чтобы обозначить скрытый смысл Священного Писания, его «дух», теперь употребляется и выражение μυστήριον — тайна; отсюда и идея о таинственном, мистическом его смысле [30].

Одним из крупнейших борцов против гностической мифологии и отрицания Ветхого Завета был св. Ириней Лионский [31]. Для него Ветхий Завет — это подтверждение христианского Откровения. В своей работе Доказательство апостольской проповеди он говорит, что пророки предрекли пришествие Сына Божиего на земле; они предсказывают, и где Он появится, и как, что подтверждает тот факт, что наша вера основывается на твердом фундаменте. Творец (Δημιουργός) мира, по св. Иринею, есть Божественный Логос, а не некий злой Бог. Дух Святой вдохновляет пророков и помазывает их, служа таким образом домостроительству Логоса и осуществлению благоволения Бога Отца. Св. Ириней называет Сына и Духа Святого «руками Божиими» [32], используя аллегорический смысл, и подчеркивает святотроичный характер всей совокупности ветхозаветного домостроительства (οικονομία) спасения, начиная от сотворения человека и заканчивая последним пророчеством. Связуя первого и второго Адама, [Бог] во втором Адаме воссоздает святыню (άγια) первоначального творения Божиего, которую отрицали гностики, и святыню человеческого тела, очищенного от грязи греха. Один и тот же Отец — и сотворивший нас в самом начале, и посылающий Своего Сына Единородного, когда придет полнота времен, чтобы обновить нас. Параллель между девой Евой и Девой Марией, которую впервые ввел св. Иустин Философ, св. Ириней углубляет еще больше. Ева, жена Адама, будучи еще девой, становится источником смерти целого рода человеческого из–за своего непослушания; Дева Мария, оставаясь обрученной со своим мужем, но все–таки Пречистой Девой, становится источником спасения для Себя и целого рода людского. И как Христос становится новым Отцом человечества, новым Адамом, так и Дева Мария, которая родила Его, становится новой Евой, истинной Матерью всех живущих. Одна дева родила смерть, другая Дева родила жизнь, исправив непослушание Евы своим послушанием. Из всего этого видно, что типологическо–таинственный смысл у св. Иринея играет решающую роль [33].

Св. Мефодий Олимпийский [34] употребляет аллегорическое толкование ветхозаветных правил о пище.