История Тома Джонса, найденыша

Тут леди Белластон вышла из-за полога. Как описать ее ярость? Сначала она не могла выговорить ни слова; только глаза метали потоки пламени, бушевавшего в ее груди. Обретя наконец способность речи, она, вместо того чтобы разразиться гневом на Гонору или на своих слуг, напала на беднягу Джонса:

— Видите, чем я для вас пожертвовала: мое доброе имя, честь моя погибли навеки! А чем вы мне отплатили? Пренебрежением, глумлением, променяли меня на деревенскую девчонку, на дурочку!

— О каком пренебрежении, о каком глумлении говорите вы? — удивился Джонс.

— Не прикидывайтесь простачком, мистер Джонс. Если вы желаете меня успокоить, вы должны совершенно отказаться от нее, а в доказательство вашей искренности извольте показать мне письмо.

— Какое письмо, сударыня?

— Вы еще смеете отрицать, что получили письмо из рук этой негодяйки?

— Неужели, сударыня, вы потребуете от меня вещи, для исполнения которой я прежде должен пожертвовать честью? Разве я давал когда-нибудь вашей милости повод для таких предположений? Если я выдам вам эту невинную девушку, то какая порука, что я не поступлю точно таким же образом и с вами? Минутное размышление, я уверен, убедит вас, что мужчина, не умеющий хранить тайн женщины, — презреннейший негодяй.

— Хорошо, — сказала леди, — я не требую, чтобы вы сделались презренным негодяем в своих собственных глазах, тем более что содержание этого письма мне заранее известно. Я прекрасно вижу, в каких вы с ней отношениях.

Последовал длинный, но не слишком любопытный разговор, и читатель будет только благодарен мне за то, что я не передаю его во всех подробностях. Довольно будет сказать, что леди Белластон понемногу укротила свой гнев и, наконец, поверила или притворилась поверившей клятвам Джонса, что его сегодняшняя встреча с Софьей произошла чисто случайно; да и все прочее, о чем уже известно читателю, Джонс представил ей в таком благоприятном свете, что у леди не было больше никаких причин на него сердиться.

Впрочем, в душе она не совсем удовлетворилась доводами, которыми Джонс оправдал свой отказ отдать ей письмо: мы глухи к самым ясным доводам рассудка, когда они противоречат овладевшей нами страсти. Леди Белластон была твердо убеждена, что Софья занимает первое место в сердце нашего героя; но, как ни была она надменна и влюблена, в конце концов ей пришлось примириться со вторым местом, или, выражаясь юридически, она удовольствовалась обладанием того, что на правах собственности принадлежало другой женщине.

На прощанье было условлено, чтобы впредь Джонс навещал леди в ее доме: Софья, ее горничная и прочие слуги будут думать, что эти посещения делаются ради Софьи, а сама она будет почитаться обманутой.

План этот был придуман леди и пришелся очень по вкусу Джонсу, радовавшемуся всякой возможности увидеться со своей Софьей; а сама леди с удовольствием думала о том, как он будет обманывать Софью, потому что в своих же интересах едва ли решится открыть ей правду.

Первый визит был назначен на следующий день, и леди Белластон, церемонно попрощавшись, вернулась домой.

Глава III, содержащая разнообразные материи

Оставшись один, Джонс с жадностью вскрыл письмо и прочел следующее:

«Сэр, невозможно выразить словами, что я вытерпела после того, как вы отсюда ушли; и так как у меня есть причины думать, что вы собираетесь зайти снова, то, несмотря на позднее время, я решаюсь послать к вам Гонору с этим письмом, — она говорит, что знает, где вы живете. Заклинаю вас, из уважения ко мне не смейте и думать об этом: вас непременно узнают; судя по некоторым словам, вырвавшимся у ее светлости, боюсь даже, что она уже и теперь догадывается, кто вы такой. Будем терпеливо ждать более благоприятного случая; но еще раз умоляю вас: если вы хоть немного дорожите моим спокойствием, не помышляйте о возвращении в этот дом».