История Тома Джонса, Найденыша (Книги 1-6)

- Не буду спорить, сестрица,- сказал Вестерн,- вы знаете свет не хуже всякой другой: это по женской части. Не люблю я только, когда вы толкуете о политике: это наше дело, и юбкам нечего в такие дела соваться. Но кто же, однако, ее избранник?

- Так я вам и скажу! Нет, извольте догадаться сами. Такому великому политику, как вы, это нетрудно сделать. Ум, который проникает в кабинеты государей и открывает тайные пружины, приводящие в движение государственные колеса всех политических машин Европы, конечно, легко разгадает, что творится в простом и неискушенном сердце девушки.

- Сестра,- нетерепеливо воскликнул сквайр,- я уже не раз просил вас оставить в разговоре со мной эту придворную тарабарщину! Говорю вам, что вашего жаргона я не понимаю, хоть и читаю журналы и "Лондонскую вечернюю почту". Случается, правда, что та или другая строчка поставит в тупик, потому что половина букв пропущена, а все же я прекрасно знаю, что это значит: знаю, что наши дела идут не так хорошо, как следовало бы, и все из-за взяток да подкупов.

- Ваше деревенское невежество внушает мне истинное сожаление,- сказала миссис Вестерн.

- Неужто? А мне так ваша столичная ученость внушает жалость. Чем угодно готов быть, только не придворным, не пресвитерианцем и не ганноверцем, как иные.

- Если вы намекаете на меня,- отвечала сестра,- так ведь вы знаете, братец, что я женщина, и, стало быть, это не имеет никакого значения. Кроме того...

- Я знаю, что ты женщина,- перебил ее сквайр,- и счастье твое, что женщина. Если бы ты была мужчиной, так я уже дал бы тебе щелчка.

- В этих щелчках все ваше воображаемое превосходство. Кулак у вас действительно крепче нашего, а мозги - нисколько. Счастье ваше, что вы можете нас прибить, иначе, поверьте, благодаря превосходству нашего ума мы сделали бы всех вас тем же, чем уже сделали стольких храбрых, мудрых, остроумных и образованных: нашими рабами.

- Очень рад, что знаю ваши намерения,- отвечал сквайр,- но об этом потолкуем в другой раз. А теперь скажите, кто же он, однако, этот избранник дочери?

- Минуточку терпения: дайте переварить величественное презрение, которое я питаю к вашему полу, иначе я буду слишком на вас сердиться. Ну вот - я постаралась проглотить свой гнев. А теперь, великий политик, что вы думаете о мистере Блайфиле? Разве Софья не лишилась чувств, увидя его лежащим без дыхания? Разве, придя в себя, она не побледнела снова, когда мы подошли к тому месту поляны, где он стоял? И какую вы укажете причину ее грусти в тот вечер за ужином, на следующее утро, да и все эти дни?

- Клянусь святым Георгием,- воскликнул сквайр,- теперь, когда вы меня надоумили, я все припоминаю! Разумеется, это так, и я от всего сердца рад этому. Я знал, что Софья хорошая девочка и не доставит мне огорчения своей любовью. Никогда в жизни у меня еще не было такой радости,- ведь наши поместья бок о бок! Я и сам об этом подумывал: оба поместья уже словно сочетались браком, и жаль было бы разлучить их. Есть, конечно, в королевстве имения и побольше, да не в нашем графстве, и я готов лучше пойти на уступки, чем выдать дочь за чужого или иноземца. К тому же большая часть крупных поместий в руках лордов, а я самое слово это ненавижу. Как же, однако, мне поступить? Посоветуйте, сестрица. Потому что, повторяю, вы, женщины, смыслите в этих делах больше нашего.

- Покорнейше вас благодарю, сэр,- отвечала миссис Вестерн,- премного вам признательна, что вы хоть на что-нибудь нас годными считаете. Если вы удостаиваете спросить у меня совета, то, я полагаю, вам лучше всего самому сделать предложение Олверти. Когда оно исходит от родителей, в нем нет ничего неприличного. В "Одиссее" мистера Попа царь Алкиной сам предлагал свою дочь в жены Улиссу. Мне, конечно, нет надобности предупреждать такого глубокого политика, что не следует говорить о том, что ваша дочь влюблена,- это было бы против всяких правил.

- Хорошо,- сказал сквайр,- сделаю предложение. Только уж задам я ему, если он мне откажет!

- Не беспокойтесь,- возразила миссис Вестерн,- партия слишком выгодная, чтобы встретить отказ.

- Ну, не знаю,- отвечал сквайр.- Олверти ведь чудак, и деньги для него ничего не значат.

- Какой же вы плохой политик, братец! - укоризненно заметила сестра.Разве можно так слепо доверять словам? Неужели вы думаете, что мистер Олверти презирает деньги больше других, потому что он заявляет об этом? Такое легковерие пристало бы больше нам, слабым женщинам, чем мудрому полу, который создан богом для того, чтобы заниматься политикой. Право, братец, вас бы уполномочить вести переговоры с Францией. Французы тотчас вас убедили бы, что берут города исключительно с целью самозащиты.

- Сестра,- презрительно оборвал ее сквайр,- пусть ваши придворные друзья отвечают за взятые города; вы женщина, и я не стану вас порицать, ибо, я полагаю, они все же настолько умны, чтобы не доверять секретов бабам.