История Тома Джонса, найденыша (Книги 15-18)

— Называйте меня трусом, если вам угодно; но если тот человечек на сцене не перепуган, значит, я отроду не видел испуганных людей… Как бы не так! Пойти с тобой! Нет, таких дураков не сыщешь! Как? Все-таки идешь? Господи, да ведь это же безумие!.. Теперь, если что случится, сам будешь виноват… Идти за тобой? Да я за чертом скорее пойду. А может, это и есть сам дьявол… Говорят, он может принимать образ, какой ему вздумается… Ах, вот он опять!.. Ни шагу дальше! Ты и так уж далеко зашел; дальше, чем я бы решился за все королевские владения.

Джонс попробовал что-то сказать, но Партридж остановил его:

— Те! Те! Разве вы не слышите, сэр: он заговорил. В продолжение всей речи призрака он сидел, разинув рот и но сводя глаз с призрака и с Гамлета; на лице его отражались все чувства, сменявшиеся в Гамлете.

По окончании этой сцены Джонс сказал ему:

— Ты превзошел мои ожидания, Партридж: никогда не думал, чтобы пьеса могла доставить тебе столько удовольствия.

— Я не виноват, сэр, что вы не боитесь черта, — отвечал Партридж, — а только это натурально — дивиться таким вещам, хоть я и знаю, что ничего такого в них нет; да призрак ничуть и не испугал меня: ведь это обыкновенный человек в диковинном наряде; только как я увидел, что тот маленький испугался, так и меня в дрожь бросило.

— И ты думаешь, Партридж, что он действительно испугался?

— Конечно, сэр, — отвечал Партридж, — неужто вы сами не заметили, что, когда он узнал в призраке дух своего отца и услышал, как его умертвили в саду, страх его постепенно прошел и сменился немой скорбью: точь-в-точь как было бы со мной, будь я на его месте! Те! Те! Что это за шум? Никак, он опять… Хоть я и понимаю, что все это не всерьез, а, ей-богу, рад, что сижу здесь, а не внизу, вон там, где те люди… Да, да, вытаскивай меч! продолжал он, устремив взор на Гамлета. — Что ты сделаешь мечом против нечистой силы?

В продолжение второго действия Партридж не делал почти никаких замечаний. Он только дивился красоте костюмов и не мог удержаться, видя выражение лица короля:

— Как же обманчиво может быть лицо человека! Nulla fides fronti[7],-по-моему, правильно сказано. Кто б мог подумать, посмотрев на короля, что он совершил убийство?

Потом он спросил о призраке, но Джонс, желая видеть, как он будет поражен, сказал только, что, может быть, он скоро увидит его в блеске пламени.

Партридж с трепетом ждал этой сцены; а когда призрак появился снова, он воскликнул:

— Вот он, сэр! Что вы теперь скажете? Испугался тот или нет? Испугался не меньше меня. Да и как тут не струсить? Ни за что на свете не хотел бы я быть на месте — как бишь его? — сквайра Гамлета. Господи помилуй! Куда же девался дух? Побожусь, мне показалось, что под землю провалился!

— Да, глаза тебя не обманули, — отвечал Джонс.

— Ну да, я понимаю, это только представление, — продолжал Партридж, кроме того, будь это взаправду, так миссис Миллер не смеялась бы, потому что вы-то, сэр, самого черта не испугаетесь… Постойте, постойте… Да, не удивительно, что ты в таком гневе: раскромсай ее, злодейку, на куски! Будь она мне родная мать, я бы не пощадил ее. После таких дел какая же может быть речь о почтении к матери?.. Ступай с богом, мне противно смотреть на тебя.

Сказав это, наш критик сидел молча до представления, которое Гамлет дает королю. Этой сцены он сначала не понял, но когда Джонс разъяснил ему смысл ее, он благословил судьбу, что никогда не совершил убийства; потом, обратившись к миссис Миллер, спросил, не показалось ли ей, что король встревожен, хоть он хороший актер и всеми силами старается это скрыть.

— Вот уж не взял бы на душу греха этого злодея, даже чтобы сесть в кресло и повыше того, в котором он сидит. Не мудрено, что дал тягу. Из-за тебя больше не буду верить самой честной физиономии.

Внимание Партриджа привлекла далее сцена с могильщиками. Он был очень удивлен количеством выброшенных на сцену черепов, но Джонс объяснил ему, что действие происходит на одном из известнейших кладбищ столицы.

— Ну, так и не мудрено, что тут встают привидения, — отвечал Партридж. Но хуже этого могильщика я отроду не видывал. Когда я был причетником, так наш пономарь выкопал бы три могилы, пока этот возится с одной. Он действует заступом так, точно первый раз в жизни взял его в руки. Пой, голубчик, пой! Видно, петь легче, чем работать.

Увидя, как Гамлет берет череп, он воскликнул:

— Удивительно, какие смельчаки на свете бывают! Я не ног бы заставить себя прикоснуться к останкам мертвеца ни за что на свете… А призрака все-таки испугался. Neino omnibus horis sapit.

Больше в продолжение спектакля не случилось ничего, достойного упоминания. Когда представление кончилось, Джонс спросил Партриджа, кто из актеров понравился ему больше всех, и педагог отвечал, несколько даже обидевшись за такой вопрос:

— Разумеется, король.

— Значит, вы расходитесь с общим мнением, мистер Партридж. — заметила миссис Миллер. — Все в один голос говорят, что Гамлета играет лучший актер, какой когда-либо выступал на сцене.