История Тома Джонса, найденыша (Книги 15-18)

Что разумела в данном случае Софья и разумела ли она что-нибудь — не берусь решить, только миссис Миллер приняла слова за намек, положила письмо на стол п простилась, предварительно попросив разрешения навестить Софью еще раз, на что не получила ни согласия, ни отказа.

Письмо пролежало на столе лишь до той минуты, пока миссис

Миллер не скрылась из виду; после этого Софья вскрыла его и прочла.

Письмо это принесло очень мало пользы нашему герою, ибо все почти состояло из горьких сокрушении по поводу его низости и торжественных клятв в нерушимой верности Софье; Джонс выражал надежду убедить ее в этом, если он удостоится когда-нибудь чести быть к ней допущенным, а относительно письма к леди Белластон обещал представить такие объяснения, что Софья если и не оправдает, то, во всяком случае, простит его. Заключал он уверением, что у него и в мыслях никогда не было жениться на леди Белластон.

Хотя Софья перечла это письмо два раза с большим вниманием. оно все-таки осталось для нее загадкой; при всех своих усилиях она не могла найти никакого оправдания поступку Джонса и продолжала на него сердиться, хотя леди Белластон отняла у нее столько злобы, что в кроткой ее душе оставалось очень мало этого чувства на долю других.

К несчастью, леди Белластон должна била в этот день обедать у миссис Вестерн, а после обеда они условились пойти втроем в оперу и оттуда на драм к леди Томас Гатчет. Софья с удовольствием отказалась бы от всех этих удовольствий, но не хотела сердить тетку, а что касается искусства притворяться больной, то ОБО было настолько ей чуждо, что она о нем даже не подумала. Окончив туалет, она сошла вниз, решив мужественно встретить все ожидающие ее неприятности. А день действительно выпал для нее крайне неприятный, ибо леди Белластон пользовалась каждым случаем, чтобы очень вежливо ее уколоть, между тем как подавленное состояние делало Софью неспособной отражать удары, не говоря уже о том, что она и вообще весьма посредственно владела искусством словесного поединка.

Другой неприятностью для бедной Софьи была встреча в опере с лордом Фелламаром, поехавшим с ней и на драм. Правда, театр и гостиная были местами слишком людными, чтобы он мог позволить себе какую-нибудь нескромность, и Софья была несколько развлечена музыкой в одном месте и картами в другом, но ей все же не могло быть весело в его обществе: в женщинах есть деликатность, которая не позволяет им чувствовать себя непринужденно в присутствии человека, имеющего на них виды, но не пользующегося их благосклонностью. Дважды упомянув в этой главе о драме слово, которое, надо думать, будет непонятным в том смысле, как оно здесь употреблено, — мы, при всей своей торопливости, остановимся на минуту, чтобы описать это развлечение, тем более что мигом справимся с этой задачей.

Итак, драм — это собрание нарядно одетых людей обоего пола, большая часть которых играет в карты, а прочие ничего не делают; хозяйка же исполняет роль трактирщицы и, подобно последней, гордится числом своих гостей, хотя, не в пример последней, не всегда выигрывает от этого.

Требуется очень много находчивости, чтобы поддержать оживление в таких нелепых собраниях; не удивительно поэтому, что светские люди вечно жалуются на скуку, — жалоба, свойственная исключительно людям высшего круга. Можно себе представить, как невыносима была для Софьи эта бессмысленная толчея и какого труда стоило ей притворяться веселой, когда на душе у нее было так грустно и ее так неотступно преследовали мучительные мысли!

Ночь, однако, позволила ей наконец вернуться домой и лечь спать. Тут мы ее и оставим, пожелав ей хоть немного забыться, так как боимся, что настоящего покоя она не найдет и в постели, а сами будем продолжать нашу историю, которая, — какой-то голос шепчет нам, — подошла теперь к порогу больших событий.

ГЛАВА VII Патетическая сцена между мистером Олверти и миссис Миллер

По возвращении мистера Олверти с обеда миссис Миллер имела с ним длинный разговор, в котором сообщила ему, что Джонс, к несчастью, потерял все подученное им на прощанье от своего благодетеля и что эта потеря поставила его в тяжелое положение; обо всем этом. по ее словам, она узнала в подробностях от добросовестного Партриджа. Потом она перечислила услуги, оказанные ей Джонсом, опустив, впрочем, кое-что касавшееся ее дочери; хотя она питала полное доверие к мистеру Олверти и к тому же не могла надеяться сохранить в тайне дело, к несчастью, уже известное полудюжине посторонних, но все же не решилась сообщить ему обстоятельства, бросавшие тень на доброе имя бедной Нанси, и заботливо обошла молчанием эту сторону дела в своих показаниях, как будто давала их судье на процессе об убийстве девушкой незаконного ребенка.

Олверти отвечал, что существует очень мало людей, настолько порочных, чтобы в них нельзя было найти никаких проблесков добра.