История Тома Джонса, найденыша (Книги 7-14)

Добро и зло, которое мы делаем другим, мне кажется, часто отражается на нас самих. Ведь если люди доброго характера радуются своим благодеяниям не меньше тех, кому они благодетельствуют, то едва ли есть натуры столь сатанинские, чтобы делать зло, нисколько не мучаясь судьбой ближних, доведенных ими до гибели.

Мистер Найтингейл, по крайней мере, такой натурой не был. Напротив, Джонс, явившись к нему на новую квартиру, застал его у камина грустным и молча сокрушающимся о горестном положении, в которое он поставил бедную Нанси. Увидя приятеля, он быстро встал и пошел к нему навстречу с горячими приветствиями.

— Ваше любезное посещение пришлось как нельзя более кстати, — сказал он, — я отроду еще не испытывал такой тоски.

— К сожалению, — сказал Джонс, — я принес вам вести, очень мало способные развеселить вас; боюсь даже, что, узнав их, вы еще больше расстроитесь. Однако узнать их вам необходимо. Итак, говоря напрямик, я пришел к вам, мистер Найтингейл, от достойных людей, ввергнутых вами в пучину бедствия.

При этих словах мистер Найтингейл переменился в лице, но Джонс, не обращая на это внимания, изобразил в самых ярких красках трагические события, уже известные читателю из предыдущей главы. Найтингейл не прерывал рассказ, хотя на лице его не раз изображалось сильное волнение. Когда Джонс кончил, он сказал с глубоким вздохом:

— Ваше сообщение, друг мой, потрясло меня до глубины души. Ужасно досадно, что бедняжка выдала содержание моего письма. Владей она лучше собой, честь ее была бы спасена и вся эта история осталась бы в глубокой тайне; со временем все бы устроилось. Такие случаи в Лондоне не редкость; если у мужа иногда и закрадываются подозрения, когда уж делу не поможешь, то для него благоразумнее скрыть их и от жены и от света.

— Не в этом дело, друг мой, — отвечал Джонс. — Нанси привязалась к вам до такой степени, что ей больно потерять вас, а не доброе имя. Ее отчаяние погубит и ее, и все ее семейство.

— О, что касается до этого, — возразил Найтингейл, — то, уверяю вас, она так безраздельно завладела моим чувством, что на долю жены моей, кто бы она ни была, достанется очень мало.

— В таком случае как же вы решаетесь ее покинуть?

— Что же мне делать?

— Об этом спросите у мисс Нанси, — с жаром проговорил Джоне. — В том положении, до которого вы ее довели, именно ей, по моему искреннему убеждению, принадлежит право указывать, чем вы должны загладить свою вину. Вы должны принимать в расчет только ее интересы, а не свои. Но если хотите знать мое мнение, то я скажу вам, что вы должны осуществить надежды Нанси и всего ее семейства. Искренне признаюсь, я сам ждал от вас того же, как только увидел вас вместе. Извините, я, может быть, злоупотребляю дружбой, которой вы меня удостоили, но я исполнен слишком горячего сострадания к этому несчастному семейству. Собственное ваше сердце лучше всего вам скажет, хотели ли вы своим поведением убедить как мать, так и дочь в честности своих намерений; а если так, то предоставляю вам самому решать, насколько вы связаны обязательствами, хотя бы и не было дано прямого обещания жениться.

— Да, — сказал Найтингейл, — ваше рассуждение совершенно справедливо, и боюсь даже, что я дал обещание, о котором вы говорите.

— И после этого признания вы можете колебаться хотя бы минуту?! воскликнул Джонс.

— Рассудите, однако, друг мой, — отвечал Найтингейл, — я знаю, вы человек чести и никому не посоветуете поступать противно ее правилам. Даже если бы не было других препятствий, могу ли я с честью вступить в брак после этой огласки ее позора?

— Несомненно! Этого даже требует от вас истинная честь, которая есть та же доброта. Раз у вас есть на этот счет колебания, давайте разберем вопрос повнимательнее. Разве совместимо с честью обмануть ложными уверениями молодую женщину и ее семейство и таким способом предательски похитить у нее невинность? Разве совместимо с честью сознательно, умышленно и даже коварно погубить человека? Разве совместимо с честью лишить девушку доброго имени, спокойствия и, вероятно, самой жизни, зная, что она существо кроткое, беспомощное и беззащитное, что она любит вас, только вами и дышит, готова умереть за вас, что она слепо поверила вашим обещаниям и принесла в жертву своему доверию все самое для себя дорогое. Разве может честь хоть на минуту примириться с такими предположениями?

— Здравый смысл служит порукой правильности ваших слов, — отвечал Найтингейл, — но вы хорошо знаете, что свет смотрит на вещи совершенно иначе: если я женюсь на шлюхе, хотя бы на своей собственной, мне стыдно будет показаться на глаза людям.