– Прошу прощения, что прогневила вашу милость, – отвечала миссис Гонора. – Верьте слову, и я терпеть не могу Молли Сигрим, как и ваша милость. А что я нехорошо сказала о сквайре Джонсе, так призываю всех слуг в свидетели, что, когда заходит между ними речь о незаконнорожденных, я всегда держу его сторону. Кто из вас, говорю я лакеям, не захотел бы быть незаконнорожденным, если б мог через то стать барином? А чем, говорю, он не барин? Таких белых рук ни у кого на свете не сыщешь, верьте слову, не сыщешь! И такой, говорю, он ласковый, такой добрый; все слуги, говорю, и все соседи кругом любят его. Вот, верьте слову, рассказала бы вашей милости кое-что, да, боюсь, прогневаетесь.
– Что ты рассказала бы, Гонора? – спросила Софья.
– Нет, сударыня, верьте слову, это он без всякого умысла, – так я не хотела бы гневить вашу милость.
– Пожалуйста, расскажи, – настаивала Софья, – я хочу знать сию минуту.
– Извольте, сударыня, – отвечала миссис Гонора. – Вошел он однажды в комнату на прошлой неделе, когда я сидела за шитьем, а на стуле муфта вашей милости лежала, и, верьте слову, засунул в нее руки, – та самая муфта, что ваша милость вчера только мне подарили. «Оставьте, – говорю, – мистер Джонс, вы растянете барышнину муфту, да и попортите». А он все держит в ней руки, а потом взял да и поцеловал, – верьте слову, отроду такого горячего поцелуя не видывала!
– Должно быть, он не знал, что это моя муфта, – заметила Софья.
– Прошу вашу милость выслушать дальше. Он все целовал да целовал и сказал, что красивее муфты на свете нет. «Полноте, сэр, – говорю, – вы ее сто раз видели». – «Да, миссис Гонора, – говорит, – но разве можно заметить что-нибудь прекрасное, когда перед тобой сама красавица?..» Нет, это еще не все, но, я надеюсь, ваша милость не прогневается, ведь, верьте слову, он это только так… Раз ваша милость играли для барина на клавикордах, а мистер Джонс сидел рядом в комнате, грустный такой. «Послушайте, – говорю, – мистер Джонс, что с вами? О чем так призадумались?» – «Плутовка, – говорит он, очнувшись, – можно ли о чем-нибудь думать, когда ваш ангел барышня играет?» А потом, стиснув мне руку: «Ах, миссис Гонора, говорит, то-то будет счастливец!..» – и вздохнул. А вздох, вот побожусь, душистый, что твой букет! Но, верьте слову, это без всякого умысла. Только, пожалуйста, ваша милость, не проговоритесь: он дал мне крону, чтоб я никому не говорила, и заставил поклясться на книге, – да, кажется, это была не Библия.
Пока не открыли ничего прекраснее алого цвета, я не скажу ни слова о румянце, выступившем на щеках Софьи при этом рассказе.
– Го… но… ра… – проговорила она, – я… если ты не будешь больше говорить об этом мне… и другим тоже, я тебя не выдам… то есть не буду сердиться. Боюсь только твоего языка… Зачем, милая, ты даешь ему столько воли?
– Нет, нет, сударыня, – отвечала Гонора, – скорее я дам его отрезать, чем прогневаю вашу милость. Верьте, словечка не скажу, неугодного вашей милости.
– Так, пожалуйста, больше об этом не рассказывай, – сказала Софья, – а то дойдет до ушей батюшки, и он рассердится на мистера Джонса, хоть я и уверена, что тот, как ты говоришь, делает это без всякого умысла. Я сама рассердилась бы, если бы…
– Нет, нет, ручаюсь вам, сударыня, у него не было никакого умысла. Мне показалось, он словно не в своем уме, да и сам он признался, что он сам себя не помнил, когда говорил эти слова. «Да, сэр, говорю, я тоже так думаю». – «Да, да, Гонора», – говорит… Прошу прощения у вашей милости. Скорее вырву себе язык, чем прогневаю вас.
– Ничего, продолжай, – отвечала Софья, – если ты еще не все рассказала.
– «Да, говорит, Гонора (это было уже после того, как он дал мне крону), я не хлыщ и не негодяй, чтоб думать о ней иначе, как о богине, которой я буду поклоняться и молиться до последнего моего издыхания». Вот и все, сударыня. Ей-богу, все, больше ничего не припомню. Я сама была на него сердита, пока не убедилась, что у него нет никакого дурного умысла.
– Теперь, Гонора, я верю, что ты действительно меня любишь, – сказала Софья. – Намедни я в сердцах отказала тебе, но если ты хочешь оставаться при мне, так оставайся.
– Верьте слову, сударыня, – отвечала миссис Гонора, – я ввек не пожелаю расстаться с вашей милостью. Верьте слову, я все глаза проплакала, когда вы мне отказали. Нужно быть очень неблагодарной, чтобы пожелать уйти от вашей милости: такого хорошего места мне нигде не найти. Всю жизнь прожить и умереть готова при вашей милости. Правду сказал мистер Джонс, бедняжка: счастливец тот…