История Тома Джонса, найденыша. Том 2 (книги 9-18)

– И если догадываюсь правильно, – отвечал старик, – то, повторяю, даром только время потеряете. Ведь вы, кажется, один из тех фертов, что вовлекают моего сына в кутежи и распутство, которые кончатся его разорением? Но я больше не буду платить по его распискам, можете быть уверены. Надеюсь, что в будущем он откажется от таких знакомств, иначе я не стал бы искать для него жену; я не желаю служить орудием чьего-либо несчастья.

– Как, сэр, – сказал Джонс, – это вы подыскали для него ту даму?

– А какое вам дело до этого, сэр, позвольте вас спросить? – отвечал старик.

– Пожалуйста, не обижайтесь, сэр, что я принимаю так близко к сердцу счастье вашего сына – человека, высоко мной чтимого и уважаемого. По этому-то поводу я и пришел к вам. Не могу выразить удовольствия, доставленного мне вашими словами, потому что, повторяю, сына вашего я высоко чту и уважаю… Право, сэр, не могу выразить, как я восхищен вашим поступком: вы так великодушно, так благородно, так снисходительно, с такой любовью выбрали для сына супругу; готов поклясться, что он будет с ней одним из счастливейших людей на земле.

Едва ли что-нибудь способно так расположить нас к человеку, как тревога, возникшая в нас при его появлении: когда наши страхи рассеиваются, мы скоро о ней забываем и приписываем воцарившееся в нас спокойствие тому самому лицу, которое нас сперва напугало.

Так случилось и с Найтингейлом: убедившись, что Джонс не собирается предъявлять никаких требований, он почувствовал к нему расположение.

– Садитесь, пожалуйста, голубчик, – сказал он. – Я не припоминаю, чтобы когда-нибудь имел удовольствие вас видеть, но если вы друг моего сына и имеете что-нибудь сказать касательно молодой леди, я рад буду вас выслушать. Что же до того, сделает ли она его счастливым, так он сам будет виноват, если этого не случится. Я свой долг исполнил, позаботившись о главном. Она принесет ему состояние, способное сделать счастливым всякого рассудительного, благоразумного, трезво смотрящего на вещи мужчину.

– Несомненно, – отвечал Джонс, – она сама – целое состояние. Красавица, такая любезная в обращении, такая ласковая и так хорошо воспитана – она поистине само совершенство: вдобавок превосходно поет и удивительно играет на клавикордах!

– Я не знал за ней таких качеств, – сказал старик, – потому что никогда ее не видел; впрочем, если все это у нее есть, так тем лучше. И я очень доволен, что отец ее не выпячивал этих достоинств в нашей сделке, – для меня это лишнее доказательство его ума. Дурак поставил бы эти статьи наравне с приданым; но надо отдать ему справедливость, о них он и не заикнулся, хотя, понятно, женщину они не портят.

– Уверяю вас, сэр, – сказал Джонс, – она обладает этими качествами в самой высокой степени. Я-то, признаться, боялся, что вы не особенно охотно согласитесь на эту партию, что она будет вам не совсем по вкусу, так как сын ваш говорил мне, что вы никогда не видели молодой леди, – вот почему я и пришел, сэр, молить, заклинать вас, если вы дорожите счастьем вашего сына, не противиться его союзу с женщиной, обладающей не только перечисленными мной достоинствами, но еще и многими другими.

– В таком случае, сэр, мы оба вам обязаны, – отвечал старик. – Можете быть совершенно спокойны, так как, даю вам слово, я вполне удовлетворен ее состоянием.

– Сэр, с каждой минутой я проникаюсь к вам все большим и большим уважением. Удовлетвориться столь немногим, проявить такую умеренность – разве это не доказательство здравого ума и благородного сердца?

– Ну, не так уж я был умерен, молодой человек, не так уж умерен, – отвечал отец.

– Все больше и больше благородства, – умилялся Джонс, – и, разрешите прибавить, рассудительности: конечно, это почти безумство – считать единственным основанием счастья деньги. Такая женщина с ее маленьким, ничтожным состоянием…

– Хорошенькое же у вас мнение о деньгах, друг мой! – воскликнул старик. – Видно, вы знаете невесту лучше, чем приданое. Как вы думаете, сколько за ней?

– Сколько? Пустяк, не имеющий никакого значения для вашего сына.

– Понятно, понятно, он мог бы сделать выбор и получше.

– С этим я не согласен, – сказал Джонс, – лучшей жены ему не найти.

– Да-да, но я говорю в отношения приданого, – отвечал старик. – Так сколько же, вы думаете, приятель ваш за ней получит?

– Сколько? Вы хотите знать, сколько? Ну, самое большее фунтов двести.

– Вы изволите насмехаться надо мной, молодой человек? – проговорил старик с некоторым раздражением.

– Нет, клянусь вам, я говорю серьезно. По-моему, я назвал крайнюю цифру. Если я обидел молодую леди, прошу у нее прощения.

– Разумеется, обидели. Уверяю вас, что у нее в пятьдесят раз больше, и она должна будет прибавить к этому еще пятьдесят, прежде чем я дам свое согласие на брак.

– Теперь уже поздно говорить о согласии: даже если бы у нее не было пятидесяти фартингов, все равно сын ваш уже обвенчан.

– Мой сын обвенчан? – с удивлением проговорил старик.

– Ну да, – отвечал Джонс, – я полагал, что вы этого еще не знаете.

– Мой сын обвенчан с мисс Гаррис?!