Посещение мистера Вестерна и несколько замечаний относительно отцовской власти
Вскоре после ухода миссис Миллер в комнату вошел мистер Вестерн. Его задержала маленькая ссора с носильщиками портшеза: ребята эти, взяв свою ношу в «Геркулесовых столпах», решили, что сквайр вряд ли будет у них постоянным заказчиком; поощренные вдобавок его щедростью (он дал им на шесть пенсов больше положенного), они весьма развязно потребовали с него еще шиллинг. Это до того взбесило сквайра, что он не только крепко их выругал возле дверей, но и вошел в комнату в сильно возбужденном состоянии, приговаривая, что все лондонцы похожи на нынешний двор и только думают, как бы обобрать сельских сквайров.
– Будь я проклят, – горячился он, – если я еще когда-нибудь сяду в эти чертовы носилки! Лучше пешком в дождь пойду. На одной миле растрясло хуже, чем за целую лисью охоту на моей гнедой Бесс.
Когда гнев его на портшезы немного утих, он перенес его на другой предмет.
– Вот так дельце затеяно, нечего сказать! – воскликнул он. – Собаки в последнюю минуту рванули в сторону: мы думали, что травим лисицу, ан выходит – барсук!
– Сделайте одолжение, сосед, оставьте ваши метафоры и говорите яснее, – прервал его Олверти.
– Извольте, дорогой мой. До сих пор все мы боялись одного пащенка, чьего-то ублюдка, не знаю чьего, а тут откуда ни возьмись другой такой пащенок – лорд. Черт его знает, чей он, да я и знать не хочу, потому что никогда моей дочери за ним не бывать. Эти ферты разорили страну, только меня им не разорить! Нет, шалишь, мои поместья не уйдут за море, в Ганновер!
– Вы меня поражаете, мой друг, – сказал Олверти.
– Да я и сам поражен, – отвечал сквайр. – Зашел вчера вечером к сестре, по ее приглашению, и попал в настоящее бабье царство. Тут была и кузина, миледи Белластон, и миледи Бетти, и миледи Катрин, и миледи бог знает кто. Будь я проклят, если когда-нибудь дам себя заманить в этакую сучью псарню! Пусть лучше, черт возьми, мои же собаки меня затравят, как того Актона[168]
, про которого в книжке рассказывается, что он был превращен в зайца, загрызен и съеден собственными собаками. Ей-богу, кажется, никого еще так не травили, как меня вчера: увернусь в одну сторону – меня схватит одна, метнусь назад – другая цапнет. «Помилуйте, да это лучшая партия в Англии!» – говорит одна кузина. – Сквайр начал их передразнивать. «Какое лестное предложение!» – откликается другая (а надо вам сказать, все они оказались моими кузинами, хоть я и в глаза их никогда не видел). «Да, братец, – говорит толстая стерва, миледи Белластон, – надо совсем ума лишиться, чтобы отказать такому жениху».– Теперь я начинаю понимать, – сказал Олверти. – Кто-то сделал мисс Вестерн предложение, которое все эти леди-родственницы одобряют, а вам оно не по вкусу.
– Не по вкусу! Да как же, к черту, может оно быть мне по вкусу!.. Говорят вам, что это лорд, а с лордами, вы знаете, я решил не иметь никакого дела. Разве одному из них, желавшему взять на сорок лет клочок земли под парк, не отказал я только потому, что не желаю связываться с лордами? И чтоб я выдал за лорда свою дочь? Кроме того, разве я не обещал вам? А когда же я отступался от своего слова?
– Что касается вашего слова, сосед, – сказал Олверти, – то я освобождаю вас от всяких обязательств. Никакой договор не может иметь силы, если заключающие его стороны не полномочны его исполнить и никогда таких полномочий не приобретут.
– Я не полномочен его исполнить? Что вы говорите! Сию минуту исполню. Едемте сейчас же в «Докторскую коллегию» за брачным свидетельством, а оттуда к сестре, и я силой достану от нее невесту. Она за него выйдет, иначе я на всю жизнь посажу ее под замок на хлеб и на воду.
– Мистер Вестерн, – обратился к нему Олверти, – угодно будет вам выслушать мое откровенное мнение по этому предмету?
– Выслушать тебя? А как же? Разумеется.