— Более того, — отвечал Авесса твердо, — Саул питал злобу к тебе и превратил твою жизнь в пытку. Ты же отвечал только почтением и внутренним страданием. Все зло, происходившее в те дни, шло лишь с одной стороны. Все падало только на тебя. Притом, что ты мог бы разделить царство, а, возможно, и сбросить Саула. Но вместо этого ты предпочел покинуть царство. Ты бежал, чтобы не быть причиной разделения. Ты рисковал своей жизнью ради единства и закрывал уста и глаза на все несправедливости. У тебя было больше причин для восстания, чем у кого бы то ни было другого в истории этого царства или любого иного. Авессалому же придется изрядно потрудиться, чтобы представить сколько-нибудь значимые обиды. Разве Авессалом когда-нибудь вел себя, как ты? Скажи, Авессалом когда-нибудь уважал тебя? Разве отказывается выступать против тебя? Авессалом отказывается от сторонников? Разве Авессалом покидает страну, чтобы предотвратить ее разделение? Разве Авессалом переносит страдания молча, в одиночестве? И в чем эти страдания? Посетило ли его какое зло вообще? Нет, он только чист и благороден!?
Последние слова Авесса будто отрубил. Затем продолжил, уже с нескрываемой скорбью:
— Повод для его недовольства ничтожен, в сравнении с твоими справедливыми обидами на Саула. Ты никогда не обращался с Саулом плохо. И ты никогда и никоим образом не был несправедлив к Авессалому.
— Похоже, у меня дар заставлять стариков и молодых ненавидеть меня без причины, — прервал с горькой усмешкой Давид Авессу. — В моей юности на меня нападали старики, когда состарился — нападают молодые. Замечательное достижение…
— Я к тому, — продолжал Авесса, пропустив замечание царя, — что Авессалом — не Давид. Поэтому я спрашиваю тебя: почему ты не хочешь остановить его восстания? Останови его, этого жалкого…
— Осторожно, Авесса! Помни, кто он! Ты не должен говорить плохо о сыне царя.
— О, добрый царь, я лишь напоминаю, что ты ни разу не поднял меча или копья против Саула. А Авессалом день и ночь готовит выступление против тебя. И однажды — очень скоро — он поднимет против тебя армию. Нет, — народ! Наш народ! Молодой Авессалом — не Давид в молодости. Я советую тебе его остановить.
— Ты просишь меня, Авесса, чтобы я стал Саулом, — тяжело ответил Давид.
— Нет, я просто прошу тебя остановить его.
— Если я остановлю его, останусь ли я Давидом? Чтобы это сделать, я должен быть или Саулом, или Авессаломом.
— Мой царь, прости, но я скажу тебе с любовью: иногда я думаю, что ты немного не в своем уме.
— Что ж, я вижу, почему, — усмехнулся Давид.
— Но, дорогой царь, Саул был плохим правителем. Авессало является в некоторой степени его юношеским повторением. И только ты постоянен. Ты навсегда — пастушок с сокрушенным сердцем. Скажи мне правду, что ты собираешься делать?
— До настоящего времени я колебался. Теперь я знаю точно: в юности я не был Авессаломом, а в старости — не стану Саулом. В юности, по твоим собственным словам, я был Давидом. И в старости попытаюсь им остаться. Даже если это мне будет стоить трона, царства и, возможно, головы.
Авесса некоторое время молчал. Затем медленно, пытаясь убедиться, правильно ли он понял смысл сказанного Давидом, произнес:
— Ты не был Авессаломом. Ты не хочешь стать Саулом… В таком случае, государь, если Вы не хотите силой подавлять Авессалома, то я предлагаю нам приготовиться к бегству, потому что он наверняка отнимет у Вас царство.
— Так же наверняка, как царь Саул убил пастушка, — ответил старый мудрый царь.
— Что? — спросил пораженный Авесса.
— Подумай, Авесса. Бог однажды избавил беззащитного пастушка от могучего безумного царя. Он может избавить и старого царя от честолюбивого молодого бунтаря.
— Ты недооцениваешь своего противника, — возразил Авесса.
— А ты недооцениваешь моего Бога, — спокойно ответил Давид.
— Но почему, Давид? Почему не сразиться?
— Я отвечу тебе. Если ты помнишь, — а ты там был, — я однажды дал тот же самый ответ Иоаву, в пещере, много лет назад. Пусть лучше я буду поражен и даже убит, чем научусь поступать как Саул или как Авессалом. Царство само по себе не настолько важно. Пусть он возьмет его, если такова воля Божия. И я повторяю: я не буду учиться ни у Саулов, ни у Авессаломов.
А теперь, будучи стариком, я добавлю кое-что, чего я тогда, возможно, не знал. Авесса, ни один человек не знает своего собственного сердца. Я тоже, конечно же, не знаю до конца своего. Знает только Бог. Так защищать ли мне свое маленькое царство именем Бога? Метать ли мне копья, плести ли интриги и замышлять ли расколы… и убивать души людей, если не их тела… для защиты моего царства? Я не поднял и пальца, чтобы стать царем. Не подниму и для того, чтобы остаться и чтобы сохранить свою власть. Даже царство народа Божиего! Бог поставил меня сюда. Я не должен брать или удерживать власть. Разве ты не понимаешь, что это, возможно, происходит по Его воле? Думается мне, что если Бог захочет, Он сможет защитить и сохранить царство даже сейчас. В конце концов, это Его царство.