Мы смотрели сквозь камеру и сквозь пролегающие километры друг на друга с осознанием того, что жизнь легче не станет, даже когда мы все будем вместе. Ребенок. Его придется прятать. И еще вопрос: кого ставить в графе “отец”? Пока мы с Борисом не пришли к однозначному мнению. Я настаивала на биологическом отце, Борис, естественно, на своих имени и фамилии. Но еще придется учитывать мнение отца, не так ли?
Забегая наперед, мы многого тогда не знали. Ни о нашем то ли светлом, то ли темном ангеле, что дал возможность Глебу иметь детей и чей человек запер в нашу совместную встречу Сашу, Тима и Бориса в их комнатах, давай Глебу “фору”.
Этот несколько безумный ученый еще не раз появится в нашей жизни, проникая в нашу жизнь под всевозможными предлогами.
Пусть и не будет требовать многого: брать раз в полгода обычные анализы в “своей” лаборатории с формулировкой “Вам все равно их сдавать, так какая разница где?” и доступ к данным по развитию ребенка.
Но даже эти требования вносили элементы напряженного ожидания, нервозности и страха в нашу и без того неспокойную жизнь.
И малыша мы все-таки запишем на Глеба.
Но это будет потом. Через долгих полтора года.
Эпилог
Насыщенный ароматами воздух растворялся в легких, оставляя на языке послевкусие цветущего предгорья.
От сладких непривычных блюд хотелось пить, но физическая жажда не портила ни настроения, ни эмоционального подъема.
— И как тебе замужем? — Я только рассмеялась на вопрос Тима, заданный вкрадчивым голосом.
— “Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе красная?” — С не меньшей ехидцей ответила цитатой из любимой новогодней сказки.
— Только скажи, что тебе холодно и мы согреем, даже не сомневайся, — хрипловато-бархатный голос второго мужа окутал вместе с обвивающими немного увеличившуюся талию руками.
Горячие руки Глеба погладили животик и он отступил, уступая место отцу ребенка — Саше.
— Чему смеемся? — Вот и Борис, который задержался, оплачивая церемонию главе забытой всеми богами деревеньки где-то в Тибете, до которой мы добирались из цивилизованной Германии практически неделю.
И потратили, как на мой взгляд, безумное количество средств, но так захотели мои мужчины.
Наша свадьба получилась очень запоминающейся, ни разу не традиционной и в окружении практически чужих людей, не считая наших с Тимом и Борисом родителей и ближайших родственников, и брата Саши.
Сашины родители так и не смирились с тем, что он живет “во грехе и блуде — цитата — со шлюхой и тремя мужиками”. Даже то, что Саша сам ходит, опираясь только на трость — не сильно их обрадовало.
Саша огорчился и на несколько дней даже выпал из жизни и своего бизнеса, который продолжил курировать на расстоянии, погрузившись в мрачное расположение духа. Опять став тем самым придурком, какого я когда-то встретила на лестничной площадке. Но Тим быстро наставил его на путь истинный, почти вдолбив здравые мысли в голову.
А когда Саша узнал, что наш, внимание! четвертый ребенок — его, то вообще бросил хандрить и я не могла нарадоваться сама, глядя на его счастливое и одухотворенное лицо.
Пожалуй, Саша единственный, кто иногда возвращался к привычкам, характерным для времени нашего с ним знакомства. Как правило, в моменты злости и неудач.
Глеб сильно изменился, став более цельным, гораздо менее вспыльчивым, сейчас он и правда походил на ту каменную стену, за которой можно спрятаться от любых невзгод.
Тим, прочувствовав на своей шкуре, куда заводит желание все решать самому, искренне старался делиться и советоваться. Не скажу, что у него это получалось, но старался же.
И, наконец, Борис, мой золотой ангел, как ни странно, не я, а именно он оказался той липкой субстанцией, что склеивал нас пятерых, сглаживая углы и острые моменты. А поверьте, их у нас — хоть отбавляй. Слишком разные люди сошлись вместе.
Сейчас я с удивлением оглядывалась назад и не понимала, как могла не воспринимать Бориса, как мужчину, партнера, любимого. Его умеренная педантичность и привычка ко всему подходить с точки зрения логики, не раз успевали вовремя охлаждать горячие головы, в том числе и мою.
Наша свадьба. До сих пор не верится.
Никто из моих мужей так и не признался кому именно принадлежала идея.
Я тряхнула четырьмя тонкими золотыми браслетами, наслаждаясь легким позвякиванием и игрой света в разноцветных камнях, на каждом браслете — свой цвет.
Зеленовато-прозрачный берилл на браслете Саши, синий шпинель — Бориса, “тигровый глаз” — у Глеба и дымчатый “горный хрусталь” — на браслете Тима. На четырех браслетах, которые я надела мужчинам вместо колец, красовался турмалин разных оттенков. Каждый — для своего обладателя.
Мы не стремились к вычурности — заказали для ювелирных изделий тот камень, который считали ближе к своей сути.
И эти четыре доказательства любви были мне дороже всех алмазов мира, как и четверо мужчин, что надели на меня браслеты.