История третья. Так не бывает

Дальше все ожидаемо: где училась, где работала, семья, увлечения и прочее, прочее, что обычно в той или иной степени интересует работодателя. Закинула несколько задач из экономического курса и стандартных бухгалтерских решалок, погоняла по знанию основных законов и по терминологии.

Голос у Кристины Олеговны оказалась густой, речь — неторопливой, а вид — на редкость строгим. Но при этом она не позволяла себе ухмылок, презрительных взглядов, если я в чем-то заминалась или путалась. В итоге, кивнув внимательно слушавшей наш диалог Алле Алексеевне, выплыла из кабинета со словами:

— Живой материал, научу.

Директриса даже заулыбалась при этих словах и с облегчением выдохнула.

— Наконец-то… — Потом явно спохватилась, что сказанула лишнее и, уже с непроницаемым лицом, обернулась ко мне.

— Ну что же, Вы нам подходите, даю три недели на решение своих вопросов и добро пожаловать на испытательный срок.

— Спасибо, — я наверное абсолютно по-идиотски светилась от радости. Наконец и на моей улице перевернулся грузовик с апельсинами!

Выскочила за дверь с абсолютно счастливой улыбкой. За ней уже ждала такая же счастливая Иринка.

Она обняла меня и тихо прошептала, что вечером позвонит.

Подруга вернулась к работе, а я побежала писать заявление и дорабатывать день, в конце концов меня ждали подопечные. Которые, в общем-то, кроме меня никому и не нужны… Эта мысль немного подпортила настроение, но шаг уже сделан, сожалеть и возвращать все обратно было бы самым глупым поступком, который только можно придумать.

Вечером расщедрилась на дорогой сыр и бутылку вина, хоть финансы и пели те самые заунывные романсы после отпуска, душа требовала праздника.

Заявление мое приняли, хоть с недовольством и ворчанием по поводу того "где они найдут специалиста на замену так быстро", но я твердо сообщила, что две недели и ни днем больше отрабатывать не буду.

В полной гармонии с самой собой и окружающим миром принесла бокал и вино в комнату, к ним присоединилась тарелка с нарезкой. И только я, развалившись в блаженной истоме на диване, собралась включить киношку. Вот оставалось кнопку лишь нажать…

Как со стороны соседей послышался довольно громкий разговор, постепенно переходящий в отвратительный скандал.

Слов, как всегда, слышно не было, хоть я с упорством маньяка прикладывала ухо к стене. Видимо, ругались в дальней комнате. Стена холодила ухо, пальцы уже затекли, сжимая бокал, а скандал все не прекращался. Иногда я слышала вполне внятное: “скотина”, “испортил”, “сколько можно”, “не рабыня”. И почему-то его громкий смех, он не ругался, он издевался над девушкой! Видимо ехидно бил в самое больное, потому что еще через пять минут голос девушки сорвался на визг и дверь квартиры хлопнула, раздался дробный топот каблучков, запикал кодовый подъезда… И воцарилась тишина…

Постояла еще секунд двадцать, прислушиваясь. Мне было чрезвычайно интересно, как ведут себя настолько сволочные люди, когда оппонент по скандалу просто уходит.

Послышался щелчок открываемого дверного замка и потянуло сигаретным дымом.

Я пересела на диван, но фильм включать не стала. Благодушное настроение схлынуло, взамен ему пришло чувство одиночества. Вот оно, Леночка, когда ты, как старая бабка, подслушиваешь ссоры соседей. Следишь за их личной жизнью, потому что своей нет. Сделала большой глоток из бокала, вино было вкусным и в меру сладким, терпким. Красное, как я люблю. Посмотрела на красиво порезанный сыр, закусывать совершенно не хотелось. Напиться что ли? В два глотка осушила бокал, в голове ни одной мысли. Такое чувство, что этот скандал выжал именно меня. Досуха.

Опять потянуло сигаретами. Он все там и сидит на площадке, ждет? Надо было оставаться на месте, но нестерпимо тянуло туда, за входную дверь, посмотреть. Позлорадствовать? Нет. Скорее составить компанию.

Была бы трезвая, совладала бы с этим чувством, но не сейчас, когда на голодный желудок так хорошо пришлось вино, растапливая неуверенность и отключая благоразумие.

Он сидел на своей коляске, как король. Прямая спина, голова чуть откинута назад, глаза закрыты, на лице — маска спокойствия. И только подрагивающие пальцы правой руки, лежащей на колесе, говорили, что ни разу он не спокоен. Как действующий вулкан подо льдом, вот вот расхерачит все вокруг, заливая, как лавой, горечью и ненавистью.

Я стояла в проеме двери, цедила вино и смотрела, как он медленно подносит сигарету к губам, не открывая глаз, затягивает, пропускает через себя ядовитый дым и выпускает остатки обратно.

Молчание. В нем не было неуютности, настороженности или неловкости. Он знал, что я стояла и смотрела, я знала, что он в курсе. И обоих устраивало все происходящее.

Думала, он докурит и вернется в квартиру, за закрытую дверь. Зачем обращать внимание на меня? Еще утром они оба указали мое место: на уровне то ли слуги, то ли крестьянки в их иерархии.