Глядя на него, я и сама уже начинала себя чувствовать не очень хорошо, но Борис мужественно пытался храбриться, хоть и давалось ему это нелегко.
— Теперь можно сказать, что мы квиты… — Криво улыбался он только правой стороной губ, пока я держала холодный пакет у его головы. — То я лечил тебя, теперь ты лечишь меня.
Мужчина снова согнулся в спазме, на этот раз пустом. Он откинулся назад, тяжело, с надрывом, дыша, закрыл глаза.
— Боря, Борь, ты только не отключайся! Посмотри на меня, пожалуйста, не закрывай глаза. Скоро приедет Силь, она поможет.
Бледные губы мужчины опять содрогнулись, в попытке улыбнуться и он произнес, едва приподнимая ресницы:
— Давай так, я не закрываю глаз, а ты сходишь со мной на свидание. Нормальное свидание.
Сзади грюкнуло и послышались тяжелые шаги в нашу сторону:
— Даже не вздумай. — Змей едва не скрипел зубами.
Но мне все его “скрипения” были, если не совсем “по барабану”, то несколько не ко времени.
— Хорошо, Борис, я схожу с тобой на свидание. Но если… Если я решу больше на них не ходить, то ты не будешь настаивать. Договорились? — Сзади злое чертыхнулось голосом Тима и утопало в сторону дивана, где начало опять греметь ведром.
— Пока что да… — Мужчина сделал еще одну попытку ухмыльнуться, уголки губ едва дрогнули. — Нет сил спорить…
Бориса больше не тошнило, но с каждой минутой он все больше отключался и с каждым разом возвращать его во вменяемое состояние оказывалось все труднее.
— Как больной? — Раздался голос, который я как никогда рада была слышать. — Смотрю, не очень.
— Я бы даже сказала “хреново”… - Прокомментировала себе под нос.
Силь, проверяя реакцию Бориса на свет, и двигательные реакции, повторила на русском, почти по слогам, с вопросительной интонацией:
— Х’-реэ-но-ва?
— Да-да, — подтвердила я, — это когда совсем все плохо.
— Запомню. — Очень серьезно сообщила Сесиль, на что Борис попытался рассмеяться и скривился от боли.
— Ну что, — молодая женщина закончила осмотр, — сотрясение. Грузим его, ребята. — Затем она перевела взгляд на Тима, делая вид, что только его заметила. — А этому пострадавшему помощь не нужна?
— Не нужна, — на вполне сносном немецком отказался от осмотра Тим. Силь кивнула, не став настаивать. Удивительное дело для немецкого врача, но, видимо, проработав с русскими еще и не тому научишься.
— Тогда собирайся и поехали, расскажешь, как лучше с документами, а то с Бориса Константиновича пользы сейчас немного. Да и вообще… — Обратилась она уже ко мне и внезапно подмигнула, показав украдкой большой палец и кося глазами на Тима, который с унылым видом стоял у окна.
— Две минуты… — Я торопливо схватила вещи и переоделась в ванной, чтобы не смущать Тима и Силь, когда вышла, врач уже стояла на выходе, притопывая в нетерпении ногой. Тим оказался на кухне.
— Я скоро вернусь.
Он, не поворачиваясь, пожал плечами.
Возня с бумажками и разнообразными попытками по-возможности скрыть пациента от высшего руководства, сиречь — от родителей, по слезной просьбе Бориса, заняла чуть ли не полтора часа, еще полтора часа дорога. Когда я уже подъезжала на такси к дому из подъезда как раз вышел Тим, закинул сумку — и где она была раньше? — на заднее сиденье серого Опеля, сам сел рядом с водителем.
— Извините, а можно сменить маршрут?
Таксист недоуменно на меня посмотрел, но согласно кивнул.
— Тогда, пожалуйста, вот за этим Опелем. — И я для точности проговорила номер.
Ехали мы около часа, пока серая машина с его пассажиром привела нас к автовокзалу. Похоже, Тим решил поступить в лучших традициях “меня”, если можно так выразиться. Т. е., попросту, — сбежать.
Не думаю, что его испугали или хотя бы обеспокоили разборки с полицией или возможные претензии Бориса по поводу нанесения ему телесных повреждений. Похоже, бежал он от самого себя.
Торопливо рассчитавшись с таксистом, поспешила в сторону большой площади перед вокзалом. Но идти далеко не пришлось. Тим обнаружился на одной из скамеек небольшого сквера. Он сидел в тени хвойных и вертел в руке зажигалку. Видимо, сильно приспичило курить, в такие моменты он всегда вытаскивал одно из напоминаний о его привычке и вертел в руках, так и не решаясь нарушить данное самому себе слово.
Змей смотрел на вещицу несколько секунд, а потом швырнул ее в урну. С силой. Закрыл глаза и вытянул ноги, откинувшись. В общем, принял свою любимую позу для размышлений. А я наблюдала, стоя невдалеке и понимала, что знаю о них троих уже слишком много. Привычки — только верхушка айсберга.
Я не стала скрываться. Скамейка оказалась ледяной, но и не удивительно, март выдался холодным, повсюду еще лежал снег. Пусть ноздреватый, грязный, но он весьма успешно сопротивлялся теплу.
Тим приоткрыл один глаз и опять закрыл, не двигаясь и не поворачиваясь, не заговаривая.
Он был таким же холодным, как и воздух вокруг, как дерево подо мной и как мои пальцы — я так спешила, что забыла дома перчатки.
Но не это оказалось самым неприятным. Его взгляд. Абсолютно потухший, выцветший. Ни страсти, ни злости. Ни-че-го.
Заговорила первой сама: