История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ

В 1961 году он вернулся в Гамбург, чтобы вступить в должность сенатора по внутренним делам. Его первое испытание в деле ликвидации кризиса состоялось во время наводнения 1962 года. Шмидт решительно и бесцеремонно взял на себя полномочия, которые не соответствовали его должности сенатора по внутренним делам. Он объединил под своим командованием подразделения бундесвера и пограничной охраны — с тех пор успехи в преодолении кризиса создавали его образ. В 1965 году он вернулся в бундестаг, с 1967 по 1969 год был председателем фракции СДПГ, с 1968 года был временно исполняющим обязанности председателя партии, а в октябре 1969 года стал министром обороны в первом кабинете СДПГ — СПГ. В 1972 году Шмидт, будучи последователем «суперминистра» Карла Шиллера стал министром экономики и финансов, а после выборов 1972 года — министром финансов.

Начало его правления в 1974 году совпало с периодом экономических проблем. Слепую веру в постоянный подъем экономики подорвало реальное положение дел. Вместо ожидаемого 2 %-ного экономического роста — экономическая стагнация, вместо «оправданных» 3 % количество безработных в 1975 году выросло на 5 %. В кризисный момент Шмидт выделил дополнительные деньги, чтобы стимулировать работу государства и отдать долги.

Но обширная программа преобразований окончилась ничем, некоторые отрасли тяжелой промышленности переживали серьезный кризис. Налоговая реформа, путь к которой указало правительство Брандта и которую претворил в жизнь Шмидт, была воспринята налогоплательщиками без воодушевления. Это тоже была дилемма эпохи Шмидта, и внезапные расходы на социальные льготы и преобразования. Второй канцлер СДПГ стал «управленцем пустых касс».

Сначала Гельмут Шмидт попытался освоить внешнеполитическую сферу — и это с блеском ему удалось. На закрытии Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) в Хельсинки амбициозный канцлер получил идеальную трибуну для выступления. В финской столице встретились главы правительств Востока и Запада, чтобы подписать соглашения. Дипломаты из всех европейских стран, а также США и Канады почти два года заседали в Хельсинки, и теперь результат должен был быть наконец официально зарегистрирован. У заключительного соглашения не было директивной международно-правовой силы, но оно было протоколом о намерениях всех подписавших сторон. Основными были три пункта, официально называемые «корзинами»: стороны обязались не менять границы силовым путем, развивать экономическое сотрудничество и не мешать межличностным отношениям. Запад рассматривал последний пункт как обязательство Востока уважать права человека. Подписание этого соглашения в Хельсинки всеми руководителями государств и правительств было понято как сигнал к тому, что «холодная война» в Европе — при полном осознании всех идеологических противоречий — должна была быть окончена и уступить место сосуществованию, основанному на сотрудничестве. Это было только на руку немцам, поскольку разделенная нация в центре Европы сильнее всех чувствовала последствия конфронтации Востока и Запада. Добрая воля была наглядно продемонстрирована в Хельсинки, но атмосфера все еще была подпорчена предубеждениями «холодной войны» и личными опасениями.

Шмидт вошел в конференц-зал в доме «Финляндия» незадолго до начала первого заседания, все остальные 34 главы государств и правительств уже сидели на своих местах. Он целеустремленно направился к советскому главе государства и партии Леониду Брежневу и поприветствовал его. Брежнев неожиданно прижал канцлера к груди. Руководитель ФРГ был единственным человеком, который не пожалел своего времени на то, чтобы обойти зал с личными приветствиями. После приветствия Брежнева последовал обмен сердечными рукопожатиями с президентом США Джеральдом Фордом — здесь канцлер чувствовал себя в своей стихии.

В зале был также Эрих Хонеккер. В первый раз делегации двух немецких государств встретились на международном уровне. Для Шмидта и Хонеккера это была первая встреча. Они сидели рядом друг с другом, разделенные только пролетом лестницы. Хонеккер держался демонстративно весело, безобидные шутки растопили лед первых неловкости и замешательства, затем последовало рукопожатие. Объективы и камеры полутора тысяч журналистов, казалось, делали достоянием общественности выражения лиц и малейшее движение рук.

В течение дня Шмидт и Хонеккер встречались за «двусторонними» переговорами. Темы соответствовали духу времени: речь шла о транспортном сообщении между Западной Германией и Западным Берлином, о воссоединении семей и о западногерманских кредитах для ГДР. Затем Шмидт сказал открытым текстом: «Но, господин Хонеккер, я хочу сказать Вам, что мне не понравилось, как вы поступили с Гийомом. Я не забыл об этом». Последовал сравнительно неприкрашенный обмен мнениями. Канцлер быстро понял, что и у Хонеккера, ревностного сторонника Варшавского договора, было мало места для маневра. Так что в последующие годы Шмидту был интереснее диалог с «большим братом», нежели с Хонеккером.