История целибата

Арканжела Таработти, против своей воли отданная в венецианский монастырь Святой Анны, где спустя тридцать два года она скончалась, весь свой гнев выместила на бумаге. В выдающемся произведении «Обманутое простодушие» она резко нападала на тиранию отцов, заточавших дочерей в монастыри ради предотвращения сокращения или разделения семейного состояния или для того, чтобы не отказывать себе в греховных утехах. Ваша жестокость, обрушивала она на них свой гнев, превосходит бездушие Нерона или Диоклетиана, потому что в отличие от этих бессердечных отцов те всего лишь «жестоко убивали и терзали тела мучеников», но не истязали их души. Хуже всего было предательство. Эти мужчины с наслаждением смотрели, как их маленькие нежные девочки лепетали свои первые слова, изящно резвились, радостно пели свои детские песни. А потом «вероломно, плетя сети лжи и обмана, они думали только о том, как бы от них поскорее избавиться и похоронить их, будто бы они до скончания века были мертвыми в монастырях, прикрепленные к ним неразрывными узами»[362].

Сама природа монастырской жизни была противоестественна, писала Арканжела. Эта кроткая, нежная девочка должна была обрезать свои длинные кудри – символ свободы. С нее сняли яркие платьица и обрядили в тусклые балахоны. Она должна была подчиняться монастырским правилам, есть, молиться, размышлять по расписанию, не поднимать взгляд от земли, не болтать, подавлять все чувства, даже тоску по отнятому домашнему очагу. И этому образу жизни ей надлежало следовать до самой смерти, то был пожизненный приговор без права обжалования. «На вратах ада написано: “Оставь надежду, всяк сюда входящий”; на вратах монастырей должно быть написано то же самое. А еще больнее было бы прибавить к этой надписи то, что относится к умирающим: “Меня окружают смертные муки. Адские муки окружают меня”»[363].

«Почему бы не убивать по одному младенцу мужского пола на семью?» – с горечью высказала предположение Арканжела. По крайней мере, их невинные души улетят прямо в небо. Но похищенные и заживо погребенные монахини будут погружаться в огненные глубины, чтобы отыскать там своих измученных отцов. Взгляд в осуждающие лица дочерей станет для них гораздо страшнее, чем другие муки ада.

Причина, по которой ты отдаешь свою дочь на поношение, писала Арканжела, насильно прячешь ее в монастырь, обрекая на ненавистную ей жизнь, заключается в том, что ты хочешь обманом лишить ее наследства, чтобы передать ее долю кому-нибудь другому, кто тебе больше нравится. Обвинение Арканжелы не было преувеличением. Один англичанин отослал нежеланных дочерей в монастырь в Европе, где они чахли в нищете и одиночестве. Оторванные от дома, они писали письма, умоляя продолжать с ними связь и не лишать их любви. Отец ответил им отказом – одного письма в год вполне достаточно, написал он. В Италии один отец завещал своей насильно отданной в монастырь дочери смешную сумму денег при том условии, что если она станет просить больше, то лишится даже этого. Матери тоже порой бывали бессердечными – Изабелла д’Эсте с радостью отдала своих дочерей Ипполиту и Паолу в монастырь, а потом заметила, что Христос был бы сговорчивым зятем[364].

Эти выросшие в монастырях дети воспитывались в традиционно монашеском духе и в шестнадцать лет или раньше давали монашеские обеты. Некоторые делали это по собственному желанию или, по крайней мере, не против своей воли, но многие произносили клятвы под страхом избиения или других угроз либо потому, что у них просто не было выбора. Наказания применялись унизительные и жестокие – монахиню могли ударить в лицо ногой, волочь по полу, плевать в нее, подвергать остракизму, лишать пищи, унижать[365]. Святая Дуселина[366] до крови высекла семилетнюю девочку и угрожала ей смертью за то, что та взглянула на какого-то монастырского работника[367]. Беглецов обычно ловили и подвергали суровым дисциплинарным наказаниям – жестоко избивали, годами держали взаперти, иногда заковывали в кандалы, сажали на хлеб и воду, приговаривали к молчанию, заставляли петь в хоре или выполнять тяжелые работы в храме.

Мод из Террингтона была беглянкой, пойманной спустя годы жизни в грехе. Ей навсегда запретили покидать монастырь, обрекли на одиночество, позволяя только петь в хоре, каждый день избивали, унижали, лишали нормальной еды, обувь разрешали надевать только два раза в неделю и навсегда запретили какие бы то ни было связи или переписку с внешним миром. Отношение к Мод было особенно суровым, но факт оставался фактом: нарушение усложненных и обычных принципов и ритуалов чуждого образа жизни никогда не оставалось безнаказанным.