История целибата

В Риме Марджери ждал неприятный сюрприз. Хозяин жилья, которое она снимала, лично знал святую Бригитту и уверил ее в том, что эта дама была исключительно общительной и дружелюбной, непритязательной и жизнерадостной. Марджери была потрясена. Во многих отношениях она стремилась подражать этой замужней женщине, также получавшей наслаждение от половой жизни, пока, родив восьмерых детей, не прекратила ею заниматься и не убедила мужа, думавшего, что она умирает, дать клятву хранить целомудрие.

Дружелюбной? Общительной и компанейской? Непритязательной и жизнерадостной? Это в корне отличалось от того, как вела себя Марджери с ее наигрышем, воплями, криками, беспардонными заявлениями о том, что ей все ведомо, не давая при этом никому другому и рта раскрыть. При виде детей она часто разражалась неудержимыми рыданиями и стонами, потому что они напоминали ей о Христе. То же самое с ней происходило, когда она бросала взгляды на молодых людей, потому что в них ей виделся образ распятого взрослого Христа. К счастью, Господь дал знать Марджери, что ее видения превосходили видения Бригитты по значению и в итоге они должны будут оказаться важнее, чем обстоятельство неоспоримой важности – основание Бригиттой женского монастыря.

Когда Марджери вернулась в Англию, до нее дошли грязные слухи о том, что на деле они с Джоном не соблюдали целибат, и потому она ушла из дома, оставив Джона с детьми, о которых впоследствии почти не вспоминала в своих работах. (По крайней мере, у нее было больше материнских чувств, чем у Анджелы из Фолиньо, благодарившей Господа за то, что Он выполнил ее желание, послав смерть всем ее детям.) Тем не менее местные монахи изгнали ее из церкви за то, что ее крики и истошные вопли прерывали там каждую службу.

Положение изменилось в 1421 г., когда город Линн во время пожара сгорел чуть ли не дотла, и напуганные горожане приписывали разыгравшуюся во время пожара снежную бурю, которая загасила огонь, истовым молитвам Марджери. Казалось, ей уже немного оставалось до святости. Марджери стала еще более настойчиво к ней стремиться и с этой целью разыскивала прокаженных и целовала их. Ее пораженный духовник сказал ей только: «Не целуйся с мужчинами»[386].

Настоящее испытание Марджери пришлось пережить, когда умирал шестидесятилетний Джон. Она заставила себя принести в жертву свои нескончаемые монологи о недостатках всех других людей, вернувшись в супружеское жилье, чтобы ухаживать за мужем. Последняя болезнь Джона была настолько тяжела, что даже Марджери не могла изобразить ее в более трагическом свете. Он страдал недержанием и «как малое дитя, отправлял свои естественные потребности пищеварения прямо в одежды… сидя у огня или за столом… ему все было едино». Это вело к бесконечной «стирке и отжиму», поскольку Джон загаживал белье так же быстро, как Марджери успевала его стирать[387].

Порой Марджери казалось, что больше она не сможет этого выносить. Какое-то время она размышляла, и Господь дал ей понять, что горы грязного тряпья посланы ей в наказание за эротические фантазии, плотскую похоть и неуемную физическую страсть, некогда возбуждаемую в ней Джоном. Порядочность и доброта Марджери были по достоинству вознаграждены общественным мнением, и, по собственной оценке, она явно была равной святой Бригитте, независимо от того, основала та женский монастырь или нет.

Но святой Маргарет Кемп так и не стала. Наследие, оставленное ею потомкам, составила ее книга, нацарапанная каракулями, будто ее курица писала лапой, переписанная, с вычеркнутыми страницами, которые сама она и прочитать-то не могла. Такие воспоминания были популярной литературой, предназначенной для наставления и воодушевления. Марджери прочитали много такого рода книг, она прекрасно знала все требования жанра. Она была святой женщиной, и многие (хоть и не все) таковой ее и признавали как в родном городе, так и в его окрестностях. Ее книга стала последней решительной попыткой обрести статус святой. Она продиктовала историю своей жизни, причем, когда вспоминала какие-то эпизоды, с ней случались припадки, она рыдала, стонала и кричала, так сильно действуя на нервы двоим многострадальным переписчикам, что те были готовы с ней распрощаться.