В то время арийские народы все еще оставались варварами. Только греки начинали создавать новую цивилизацию на развалинах той, которую они уничтожили. В Центральной Азии мидяне становились «грозными», как называет их одна ассирийская летопись. В 800 г. до Р. X. никто не мог бы предсказать, что до наступления III века до Р. X. все следы семитского владычества будут сметены говорящими на арийском языке завоевателями, что повсюду семиты будут обращены в подданных или данников или же совершенно рассеяны. Повсюду, за исключением, однако, северных пустынь Аравии, где бедуины твердо продолжали держаться кочевого образа жизни, прежнего образа жизни семитов, который они вели до того, как Саргон I и его аккадийцы завоевали Шумер. Аравийские бедуины так никогда и не подчинились арийским господам.
Из всех этих цивилизованных семитов, которые были побеждены и разбиты в течение этих пяти чреватых событиями веков, только один народ продолжал сохранять свое единство и держаться своих древних традиций — и это был маленький народ иудеев, отосланных Киром Персидским обратно на родину отстраивать свой город Иерусалим. Они были способны на это, потому что в Вавилоне они собрали воедино свою литературу, свою Библию. Не столько евреи создали Библию, сколько Библия создала их. Она была проникнута некоторыми мыслями, отличавшимися от мыслей других народов, очень возбуждающими и ободряющими мыслями, за которые им предстояло цепляться в течение двадцати пяти веков страданий, скитаний и угнетения.
Главное из этих представлений иудеев заключалось в том, что их бог, невидимый и далекий бог, пребывающий в нерукотворном храме, — праведный бог, единый для всего мира. Все другие народы имели богов национальных, воплощенных в изображениях, живущих в храмах. Если изображение уничтожалось, а храм разрушался, то и бог этот тотчас же умирал. Но бог иудеев заключал в себе совершенно новое представление о божестве в небесах, парящем высоко над священниками и жертвами. И этот бог Авраама, как верили евреи, избрал их своим возлюбленным народом, чтобы восстановить Иерусалим и превратить его в столицу правды для всего мира. Народ был экзальтирован сознанием своего коллективного предназначения. Этой верой были проникнуты все иудеи, когда вернулись в Иерусалим после вавилонского пленения.
Может ли после этого показаться чудом, что в дни поражений и угнетения многие вавилоняне, сирийцы и прочие, а позднее и многие финикийцы, говорившие в действительности на одном и том же с евреями языке и имевшие бесконечное количество общих обычаев, привычек, вкусов и преданий, проникались этим вдохновляющим культом и стремились разделить его благодать и чаяния? После падения Тира, Сидона, Карфагена и испанских финикийских городов, финикийцы внезапно исчезают с исторической сцены и столь же внезапно мы находим не только в Иерусалиме, но и в Испании, Африке, Египте, Аравии, на Востоке — всюду, где только высаживались финикийцы, — еврейские общины. Их всех объединяли Библия и чтение Библии. Иерусалим с самого начала являлся для них столицей лишь номинально. Настоящей столицей их была эта книга книг. Это совершенно новое явление в истории, семена которого, однако, были посеяны задолго до того, а именно — когда шумеры и египтяне начали превращать свои иероглифы в письмо. Евреи были новым явлением — народом без царя и без храма (ибо, как мы увидим, Иерусалим был разрушен в 70 г. до Р. X.), связанным и спаянным из разнородных элементов лишь силой написанного слова.
И это духовное сплочение евреев не было ни преднамеренно вызвано, ни предусмотрено заранее, ни создано жрецами или государственными людьми. Не только новый вид общины, но и новый тип людей появляется в истории с увеличением значения еврейского народа. Во времена Соломона евреи, казалось, превратились в маленький народ, похожий на всякий другой маленький народ того времени, группировавшийся вокруг дворца и храма, управляемый мудростью жрецов и руководимый честолюбием царя. Но новый тип людей, пророки, уже появился.
По мере того, как умножаются бедствия расколовшихся евреев, значение этих пророков возрастает.