История цветов

И князь не имел сил расстаться со своей наложницей. Она держала Чо Пана за рукав, и вырвать у нее этот рукав было неимоверно тяжело. Горькие слезы увлажнили ворот одежды князя. Не могли удержаться от слез и все люди, которые около них были. Однако Чо Пан, поразмыслив о своем положении, все же оторвался от женщины и поехал. А наложница его, плача, пошла вслед за ним.

Когда вечерело и Чо Пан останавливался на постоялом дворе, женщина непременно нагоняла его. Целых три дня и три ночи шла она за Чо Паном. Ноги ее были изранены, они покрылись язвами, и казалось, она больше не сможет сделать ни одного шага. Однако, собрав последние силы, женщина все шла и шла.

Но вот всадники проехали одно место, где над рекой стояла высокая беседка. Оглянувшись, Чо Пан увидел — его наложница решительно поднялась наверх. «Наверно, поднялась повыше, — подумал Чо Пан, — чтобы посмотреть на меня!» А когда оглянулся он на беседку еще раз, увидел: женщина вдруг бросилась с высоты в пучину и исчезла в волнах! Чо Пан полюбил эту женщину за красоту и таланты. Теперь же он был глубоко потрясен ее верностью.

Вместе с евнухом Чо Пан благополучно вернулся на родину. И до самой старости не мог он без душевной боли рассказывать о том времени.

Чхве Севон шутит

Когда Чхве Севон в молодые годы служил в должности санса, его коллегами были Ким Вонсин, который не умел аккуратно повязать мангон, и Ким Пэкхён, страдавший косоглазием. Дурачась, Севон сложил такой стишок:

Ему место на лбу —
      он висит на носу.
Где же в мире найдешь
      ты такую красу?

А теперь угадай —

      это что за фасон?
Да, конечно же, то
      Ким Вонсина мангон!

Он смотрит на запад,

      а видит восток.
Смотрит на небо,
      а видит лесок.

Кто же даром

      таким наделен?
Да, конечно же, то
      наш коллега Пэкхён!

Служил вместе с Чхве Севоном еще санса Квак Сынчжин, по прозванию Бес. И Севон сложил стихотворение «Квак-Бес», в котором подсмеялся над сослуживцем:

«Ты чего боишься, Бес?»
«Персиковых веток.
А еще боюсь Небес
да шаманских меток!»
«А служить пришел зачем?»
«Бичевать пороки.
Чтоб их вытравить совсем,
я даю уроки».
«Прискакал за сотни ли,
удержу не знаешь
и народу сей земли
«нравы исправляешь».
Ставишь всех на верный путь
(благо есть указы),
Не вникая даже в суть,
ты твердишь их фразы!»

Севон крепко дружил с Кан Чинсаном. На экзаменах Чинсан занял первое место, а Севон провалился.

— Некто Кан — человек, конечно, очень талантливый, — обхватив коленки, досадливо сказал Севон. — О, как мне хотелось бы самому занять первое место! Да еще чтоб Кан оказался на последнем! Ведь теперь, если я даже и займу первое место на будущий год, радости будет мало: этот Кан мне не позавидует. Хоть бы дерьмо хлестало дождем все эти три дня!

Сопровождаю послов

Когда прибыли послами в нашу страну шицзян Дун и гэйши Ван, я был губернатором Пхёнани и получил приказ встретить их в Анчжу. Приехали в Пхеньян. Дун посетил храм Совершенномудрого при Школе.

— У нас в Китае имеется точно такая же, — сказал он, увидя глиняную статую Конфуция.

— Эта статуя сделана из хрупкого материала, — заметил сопровождавший вместе со мной послов Хо Янчхон, — ее легко разбить. Поэтому в Пангване столицы государства не установлено такое изображение, а используется поминальная дощечка.

— Что ж, это весьма разумно! — одобрил Дун.

Прибыли в храм Тангуна. Заметив поминальную дощечку вана Тонмёна, Дун сказал:

— Он был китайцем!

А когда добрались до храма Кичжа и посол увидел полированную стелу, установленную в честь Кичжа, он громким голосом прочел надпись.

— Настоящий шедевр, — воскликнул Дун, — жаль только, что надпись не укрыта от непогоды!

Он обошел также место захоронения Кичжа, осмотрел его могилу и пожелал сказать надгробное слово. Был Дун очень взволнован, говорил без передышки.

А еще Дун участвовал в прогулке на лодке по реке Тэдонган. С восхищением говорил он о прекрасном пейзаже в Янчжу. Тут пошел небольшой дождь. Я просил Дуна еще побыть здесь, но он сказал:

— Дела государевы ждут меня, поэтому задерживаться не могу!

А его помощник Ван продекламировал:

Окрашены бледно
          восточные склоны.
Сумрак и хмарь
          друг другу под стать!

— Вот место, где встарь любили погулять достойные люди, — указывая на беседку Пубённу, сказал я. — Не соблаговолите ли, тэин, составить компанию и подняться туда вместе?

Дун с радостью согласился. Мы поднялись на башню, я огляделся по сторонам, сказал: