О том же писал в своих дневниках француз Поль Лука, путешествуя в начале XVIII в. по Малой Азии: "Поля [Анатолии], наполовину заброшенные, потеряли лучшую часть своих жителей, и ныне можно найти в этой обширной стране лишь несколько незащищенных городов и большое количество полуразрушенных деревень. Крестьяне чрезвычайно ленивы и обрабатывают так мало земли… что огромная часть страны остается невозделанной".
Об ухудшении положения крестьян косвенно свидетельствуют данные о состоянии государственных финансов. С 1650 по 1679 г. сумма доходов государства увеличилась на 10%, но за это же время стоимость турецкой серебряной монеты — акче упала на 87%. То обстоятельство, что поступления в казну росли значительно медленнее, чем падал курс денег, показывает крайнюю ограниченность податных возможностей населения и прежде всего — крестьянства.
Доказательством очень тяжелых условий жизни райи служат факты массового бегства крестьян из деревень. Борьба с бегством крестьян стала предметом особых забот правительства. Из Стамбула по всей империи рассылались строгие указы, требовавшие от местных {172} властей возвращения беглых крестьян на прежние земли и принятия строгих мер для предотвращения ухода.
Приток беглых крестьян в города определил довольно высокие по тем временам темпы роста численности городского населения в Османской империи. Однако феодальная анархия, частые мятежи пашей, выступления недовольных сипахи, янычарские бунты нарушали ритм хозяйственной жизни, отрицательно сказывались на положении в городах. Кроме того, бедность сельского населения препятствовала расширению емкости внутреннего рынка, а следовательно, тормозила прогресс ремесленного производства.
В условиях крайне ограниченного спроса внутри страны первостепенное значение для роста городов приобретают внешнеторговые связи, и в частности, вывоз изделий турецкого ремесла в Европу. Характерно, что все крупнейшие города Османской империи так или иначе были тесно связаны с внешним рынком. Одни из них — Стамбул, Измир, Салоники, Искендерун — были морскими портами, через которые осуществлялась торговля с различными странами Европы. Другие — Эрзерум, Токат, Трабзон, Дамаск, Халеб — являлись центрами транзитной торговли.
Интенсивность торговой жизни Стамбула в конце XVII в. показывают следующие данные: ежегодно в столицу приходило 6-10 караванов из Ирана, 3-4 каравана из Халеба, 2 — из Басры. Каждые 8 дней отправлялись в Стамбул караваны из Измира, каждый месяц — из польского города Кракова. Кроме того, Стамбул ежегодно принимал по несколько десятков торговых судов из Франции, Англии, Голландии, Венеции.
Левантийская торговля способствовала быстрому расцвету Измира и Салоник. Еще в начале XVII в. сирийские города — Сайда, Триполи, Дамаск и особенно Халеб — привлекали европейских торговцев. Ухудшение внутреннего положения в Сирии во второй половине XVII в. крайне осложнило торговлю в этом районе и заставило купцов искать более безопасные торговые пути. Центр экономической активности переместился на побережье Малой Азии и в Румелию. По мере того как Измир и Салоники богатели, сирийские города отходили на второй план.
Со второй половины XVII и до конца XVIII в. сохраняется устойчивая тенденция к увеличению масштабов внутренней торговли в азиатских и европейских провинциях империи, но темпы ее роста оставались медленными. Бедность населения ограничивала размах коммерческих операций. Местное купечество накопило значительные денежные средства. Однако то обстоятельство, что большинство крупных торговцев —
Нехваткой серебра поспешили воспользоваться европейские купцы, для которых ввоз монет стал наиболее доходной торговой операцией. Особенно преуспели французы, которые в течение многих лет сбывали монету в 5 су с уменьшенным содержанием серебра и получали на этой операции до 100% прибыли. Империя оказалась наводненной фальшивыми и неполноценными деньгами, которые нередко выпускало и само правительство. Поэтому стоимость акче продолжала падать. Если в 40-е годы XVII в. за 1 венецианский дукат давали 160 акче, то к концу 70-х годов — 300 акче.