«Примечательно его молодое мастерство», – писал М. Луконин о творчестве Смелякова того периода. В его стихах – впечатления от встреч с друзьями, от посещения Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, от свечения светлячков в кустах у Москвы – реки… Но, к сожалению, не только это. Репрессивная политика властей создавала тяжёлую атмосферу подозрительности, которую Ярослав в полной мере испытал на себе. Обстановка тогда была такая, что даже на Всесоюзной Пушкинской выставке, куда Смеляков возил рабкоров, особое внимание посетителей обращалось на представленные в экспозиции доносы на великого поэта и анонимные письма. В «Дзержинце» по указанию сверху помещались статьи о громких процессах того времени. В 20–м номере за 1937 год опубликовали материал «Приговор народа» о том, как на собрании коммуны был поддержан приговор о расстреле высших военачальников М.Н. Тухачевского, И.Э. Якира и ещё шестерых «контрразведчиков германо – японского фашизма». В следующем номере появилось стихотворение Смелякова «Воля народа», заканчивающееся словами:
Будь же проклята ложь тухачевских, якиров,
Восьмерых уничтоженных нами имён.
Стихи были написаны явно «по наводке» главного редактора, да и знать истинного положения дел Смеляков тогда не мог. Не стоит строго судить его за эти строки, ведь он, как всякий воспитанник коммуны, должен был подчиняться указаниям начальства. Его обязывали помещать в газете анонимно написанные партийными функционерами материалы. Так, в 31–м номере за 1937 год напечатана статья «Вооружимся бдительностью», направленная против якобы действовавших «врагов народа», которых недвусмысленно предлагалось «вытащить на солнышко» для «выкорчёвывания охвостьев фашистского подполья не только в районе, но и в коммуне», где «не особенно любят даже общие разговоры о бдительности к врагу».
Волна сталинских репрессий прокатилась по Угрешской земле в 1937–1938 годах. Пострадали многие коммунары и вольнонаёмные работники, прежде всего руководители высшего и среднего звена. Особенно много людей арестовали на фибролитовом заводе, где работал инженером «враг народа» В.Л. Глебов, приёмный сын репрессированного политического деятеля Л.Б. Каменева. Поводом для арестов могла послужить любая производственная неурядица, объявленная «вредительской»: поломка станков, очереди на автобус, якобы недостаточная рентабельность фибролита…
В конце 1937 года арестовали директора фибролитового завода Н.Е. Малахова, заведующего отделом М.И. Сафронова, механика А.Н. Разумова – Сергеева, помощника директора завода «Спартак» Я.Я. Маслова, калькуляторщика А.В. Емельянова, руководителя группы снабжения П.П. Эгле, заведующего сбытом трудкоммуны И.И. Бурцева и многих других 11. Им предъявили абсурдные обвинения в принадлежности к террористическим контрреволюционным организациям. Все они были расстреляны в январе 1938 года по приговорам пресловутых «троек» НКВД. Добрались и до Ефима Павловича Смелянского 12, управляющего коммуной. Его арестовали в декабре 1937 года и расстреляли на полигоне Бутово в феврале 1938 года, семью выслали.
В этой тяжёлой обстановке приходилось работать Смелякову: собирать рабкоровские совещания, обрабатывать представленные материалы, составлять редакционные планы, самому писать серьёзные и интересные деловые заметки и статьи, которые отличались краткостью и конкретностью. Собственные материалы в газете Смеляков подписывал своей фамилией и порицал некоторых рабкоров, ставивших только инициалы или скрывавшихся под псевдонимами типа «Зоркий глаз».
Смеляков помещал в «Дзержинце» и свои литературные произведения, содержащие художественный вымысел. Так, написанный с мягким юмором рассказ «Поражение мастера» основан на реальном событии в коммуне – сеансе одновременной игры в шахматы, в котором гроссмейстер Исаак Яковлевич Мазель (1911–1943) выиграл девятнадцать партий из двадцати и свёл вничью лишь одну – с работником совхоза Каменевым, однофамильцем репрессированного государственного деятеля. В рассказе Смелякова, опубликованном в газете от 2 июня 1937 года, мастер проиграл партию, поражённый красотой своей неопытной соперницы. Рассказ заканчивается весьма поэтично: «И они прошли мимо нас – мастер и женщина – в майскую ночь вдвоём, под звёзды. И, перемежая улыбки и вздохи с гамбитами и дебютами, мастер подпрыгивал, как мальчик, и сиял».