История Украины

Такой вывод хорошо согласуется с рассказом о приезде Аскольда и Дира в Киев, который сохранился в Лаврентьевской летописи: «И придоста [Аскольд и Дир] по Днепру, и йдуче мимо и узреста на горе градок. И упрошаста и реста: "Чий се градок?”. Они же реша: "Была суть 3 братья: Кий. Щек, Хорив. иже сделаша градоко-сь, и изгибоша, и мы седим, платяче дань родом их, козаром”». Правда, многие исследователи считают, что в данном случае имеет место искажение первоначального чтения. В качестве такового они принимают текст Ипатьевской летописи, в котором выделенная часть фразы выглядит так: «и мы седим, род их, платяче дань козаром».

Заметим, однако, что и при таком чтении понимание текста во многом будет зависеть от того, как понять выражение: «род их». Речь здесь может идти и о том, что летописец считал полян потомками («родом») Кия и его братьев, и о том, что поляне платили дань потомкам Кия — хазарам. Во всяком случае, уже одно то, что в наиболее ранних списках «Повести временных лет» в данном тексте встречаются разночтения, служит свидетельством того, что летописцы второй половины XIV в. по-разному понимали этническую принадлежность основателей Киева.

То. что первые упомянутые в летописи Полянские князья могли быть иноплеменниками, судя по всему, вполне спокойно воспринималось как авторами, так и читателями «Повести временных лет». Дело в том, что иноземные правители в ранних государственных объединениях — скорее закономерность, нежели исключение. Необходимость призвания иноплеменника в качестве правителя — насущная необходимость, возникающая прежде всего в условиях межплеменного общения, доросшего до осознания общих интересов. Приглашенные правители играли роль своеобразного третейского судьи, снимая межэтническую напряженность в новом союзе. Тем самым они как бы защищали членов этого союза от самих себя, не давая им принимать решения, которые могли бы привести к непоправимым — для существования самого сообщества — последствиям.

Легенда о хазарской дани

Недатированную часть «Повести временных лет» завершает несколько странная легенда, породившая множество различных, порой взаимоисключающих, интерпретаций. Якобы после смерти Кия. Щека и Хорива полян подчинили хазары. Когда те потребовали выплатить им дань, поляне «съдумавше… и вдаша от дыма мечь». Эта дань не понравилась хазарским старейшинам. «Не добра дань, княже», — сказали они кагану. — «Мы ся доискахом оружьемь одиною стороною, рекше саблями, а сих оружье обоюду остро, рекше мечь. Си имуть имати дань на нас и на инех странах» («яко же и бысть», — добавляет летописец: — «володеють бо козары русьскии князи и до днешнего дне»).

Это предание Н. М. Карамзин назвал «басней, изобретенной уже в счастливые времена оружия Российского, в X или XI веке». Историки оружия при этом подчеркивали, что меч был своего рода военной эмблемой Руси. Сообщение же о хазарской дани воспринималось как довольно точное описание более или менее реального события, а «противоположение однолезвийной сабли и двухлезвийного меча» подтверждалось множеством археологических примеров. В то же время авторы подобных рассуждений вынуждены были признавать, что «настоящая» сабля, появившаяся в ІХ-Х вв., все-таки составляла серьезную конкуренцию мечу. Тот обладал рядом преимуществ в пешем бою. однако заметно уступал сабле в конных столкновениях. В южных регионах Киевской Руси княжеским дружинам чаще всего приходилось сражаться с отрядами кочевников. Поэтому здесь наряду с мечами, все больше приспосабливавшимися к кавалерийскому бою, стали широко использоваться сабли, заимствованные из арсенала противника.

Кроме того, оказалось, что до конца X в. большинство мечей в землях восточных славян были привозными, изготовленными в мастерских Рейнской области. Это подтверждается не только археологическим материалом. но и письменными источниками. Так, арабоязычные авторы отмечают, что русы (в отличие от вооруженных преимущественно копьями, дротиками и стрелами славян) не расстаются с франкскими мечами (ср. у Ибн-Русте: «Мечи у них [славян] Сулеймановы»).

К тому же. меч был вовсе не чужд хазарским воинам. Достаточно вспомнить упоминание именно меча в отрывке из письма неизвестного хазарского еврея X в. (так называемый Кембриджский документ), в частности рассказ о том, как некий Бул-ш-ци (он же «досточтимый Песах») «…спас казар от руки RWSW [Руси]. Он поразил всех, кого он нашел из них…мечом», а также свидетельство, что «один еврей одержал победу своим мечом и обратил в бегство врагов, выступивших против хазар», и упоминание «об уцелевших от меча» (имеются в виду враги хазар) в письме еврейского сановника Хасдая ибн-Шафрута к хазарскому царю Иосифу.

Вряд ли летописец не знал об этом. Легендарные опасения, вложенные им в уста хазарских старцев, видимо, относились вовсе не к «тактико-техническим данным» различных видов холодного оружия. Наверное, поэтому в последние годы исследователи древнерусского оружия все реже вспоминают о «хазарской дани».