Правда, Литва — не Эстония, её национальной идеей не является стремление именно к финскому уровню развития и благополучия. Для Эстонии же — является. И несмотря на это, именно финляндизация вызывает у эстонских политиков почти животный страх, ассоциируется с новой, «скрытой оккупацией». «Одной из целей внешней политики России является усугубление противоречий между европейскими странами и их выведение на путь финляндизации. Устоять перед агрессивной политикой Москвы можно только путем укрепления единой политики», — заявил, например, председатель Комиссии по иностранным делам Рийгикогу Марко Михкельсон (Союз Отечества и Res Publica), выступая в 2014 году на одном из международных мероприятий. Опыт самой Финляндии как раз доказывает, что никакой угрозы независимости стратегическое партнерство с Россией не несет: наоборот, оно укрепляет эту независимость, предоставляя ресурсы для более мощного социально-экономического развития. Но эстонцы всё равно уверены, что финны «променяли свободу на колбасу». И при этом стремятся быть Финляндией. Как говорится, «рекбус, кроксворд». Впрочем, такое расщепление сознания, геополитическая шизофрения — обычное дело для прибалтийских элит.
Отсутствие прагматизма и иррациональность своей политики понимают и в самой Эстонии, поэтому объяснения существующего там «русского вопроса» часто сводятся к просьбам понять и простить особенности национальной психологии.
«Опыт в Советском Союзе очень драматичен для эстонцев, так что любое продвижение русского меньшинства, любые уступки воспринимаются как угроза существованию эстонского народа. Люди боятся, что вернутся времена русификации и случится нечто плохое, — говорит, например, аналитик Института политических наук и управления при Таллинском университете Тынис Саартс. — Разумеется, это не очень рационально, но всё равно люди думают, что русская угроза реальна или что русское меньшинство недостаточно лояльно. Эти опасения широко распространены».
Доля русского населения в Эстонии составляет примерно 28 % — после Латвии это самое большое количество национального меньшинства в стране — члене ЕС. И это меньшинство относится не к какому-то малому исчезающему народу, а к самой большой этнической группе в Европе — немногочисленной и вымирающей, наоборот, является как раз титульная нация. Это, а также то, что Эстония с Латвией неоднократно входили в состав России, объясняет иррациональное, болезненное отношение латышей и эстонцев к России и русским, сравнимое разве что с комплексом неполноценности и желанием самоутвердиться в своем вновь появившемся национальном государстве.
Объясняет, но не оправдывает. Эстонское население и государственная власть Эстонии своими действиями сами создают нелояльную «пятую колонну», которой они так боятся. Они последовательно лишают себя всех выгод от экономического сотрудничества с гигантским восточным рынком, с помощью которого Финляндия превратила себя в одну из ведущих экономик мира.
Экономическая и политическая география в зависимости от выбранного курса могут быть и «геополитическим проклятьем», и «золотой жилой». Эстония, вопреки своим потугам считаться северной страной, присоединилась к группе восточно-европейских стран, которые считают соседство с Россией «геополитическим проклятьем». Фактически пророческим оказался «бородатый» анекдот про эстонца и золотую рыбку. Поймал как-то эстонец золотую рыбку, говорит ему рыбка человеческим голосом: «Отпусти меня, эстонец, любые три твоих желания исполню». Эстонец разозлился, схватил рыбку за хвост, бьет её головой о камень и приговаривает: «Не надо говорить со мной по-русски!».
Анекдот на поверку оказался одной из основ эстонского культурного кода — моделью внутренней и внешней политики республики. В этом ещё один парадокс: Финляндия, избрав для себя функцию геополитического моста и посредника в отношениях Запада с Советским Союзом, постепенно диверсифицировала свою экономику вообще и товарооборот в частности, став полноценной частью западного мира. Эстония, став частью прибалтийской «буферной зоны» вместе с Латвией и Литвой, свела себя к состоянию производной от факта существования России. О чем говорят в мире, когда вспоминают Эстонию? Вспоминают её очень редко, но если всё же вспоминают, то вместе с Латвией и Литвой, и говорят о них всегда в контексте России и местных русских. Едва ли об этом мечтали эстонцы, выходившие в годы Народного фронта петь народные песни на Певческое поле.
При этом нельзя не отметить, что при общих во всех трех балтийских странах тенденциях количественно все эстонские показатели существенно лучше, чем в Латвии с Литвой.