История упадка. Почему у Прибалтики не получилось

Еще одна общественная сила, сделавшая Прибалтику такой, какая она есть, — это национальная интеллигенция Литвы, Латвии и Эстонии. Под национальной интеллигенцией понимается гуманитарная интеллигенция, являющаяся «выразителем» национального самосознания и обосновывающая правый национал-консервативный курс своей страны необходимостью сохранения нации и национальной идентичности.

Национальная интеллигенция — явление распространенное далеко не повсеместно: в американском или российском обществе её нишу занимают леволиберальные космополиты, для которых даже гражданский национализм (не говоря уже об этническом) — смертный грех, недопустимый «в приличном обществе». Однако для Восточной Европы наличие национально озабоченных гуманитариев как влиятельной социальной группы — одна из ключевых характеристик этого социокультурного региона.

«Саюдис» и Народные фронты Латвии и Эстонии, сыгравшие важнейшую роль в движении прибалтийских республик к независимости, составили преимущественно деятели науки, культуры и искусства.

Предводитель «Саюдиса» и фактически основатель постсоветской Литвы, ставший её первым лидером, — профессор музыковедения Вильнюсской консерватории Витаутас Ландсбергис. Перестройка и запущенный ею системный кризис советского строя раскрыли такие дарования этого человека, о которых сам профессор Ландсбергис и люди, знавшие его как музыковеда, едва ли догадывались. Ландсбергис проявил себя как идеальный тип кризисного лидера, наиболее комфортно чувствующего себя в атмосфере всеобщей паники, истерики, неопределенности, разрушении традиционного уклада и ломки всего старого. Сочетая незаурядные ораторские дарования с внезапно открывшимися организаторскими способностями, профессор музыковедения в рекордно короткие сроки превратил «Саюдис» в мощную боевую организацию, пользующуюся при этом массовой поддержкой населения. Вброшенные Ландсбергисом в народ тезисы о «советской оккупации», «сталинском геноциде против литовского народа» и «возвращении в Европу» после обретения независимости стали идеологическими основами новой Литвы.

Помимо профессора Ландсбергиса, роль которого в литовском сепаратистском движении всё же представляется уникальной, важную роль в деятельности «Саюдиса» играли поэты Юстинас Марцинкявичюс и Сигитас Гяда, актер Регимантас Адамайтис, писатель Витаутас Петкявичюс, архитектор Альгирдас Каушпедас и многие другие. Все они в своей агитации перед населением обращались к образам утерянной государственности: Великого княжества Литовского, Речи Посполитой, довоенной Литовской республики. Говорили о возрождении нации, хутора и костела — о возвращении к истокам, взывали к памяти великих предков — литовских князей, сделали сакральным местом башню Гедиминаса, возродили к жизни желто-зелено-красный флаг и Витис — литовский герб. Одним словом, вели себя так, как положено гуманитариям с историческим или филологическим образованием. Характерно также, что очень многие из этих людей были выходцами из Каунаса — заповедника литовского национализма (подробнее см. главу VII).

Аналогично в Эстонии очень многие активисты Народного фронта были выходцами из Тарту (даже более конкретно — из Тартуского университета). Профессора Тартуского университета Рэм Блюм, Виктор Пальм и особенно Марью Лауристин, наряду с Эдгаром Сависааром (тоже, кстати, выпускником Тартуского университета), составили кадровый костяк Народного фронта Эстонии.

У латвийского Народного фронта такого территориального базирования не было, но список его ведущих деятелей столь же красноречив: искусствовед Сандра Калниете, журналист Дайнис Иванс, консультант Союза писателей по литературной критике Янис Шкапарс — именно такие люди запустили «поющую революцию» и «Атмоду», пробуждение латышского национального сознания.

Важно отметить, что, в отличие от изначально радикального «Саюдиса», Народные фронты Латвии и Эстонии были относительно умеренны в национальных вопросах: среди их активистов были левые и были русские, а национальное самосознание латышей и эстонцев не строилось на основании оккупационной доктрины и ненависти к русскоязычному населению. Поэтому после провозглашения независимости большинство из этих людей сошли с политической сцены — мейнстримом общественной жизни стали радикальный национализм и ксенофобия, и для душевно чувствительных гуманитариев такой итог их прекраснодушных начинаний оказался личной трагедией.