История усталости от Средневековья до наших дней

«Основные» формы усталости, те, что порождают множество комментариев и выступают в глазах общества на первый план, со временем эволюционируют. На поверку они оказываются закрепленными за «категориями», определяют среду. Они соответствуют социальному устройству, создают коллективные формы существования. В Средние века, с которых начинается наше исследование, в центре внимания – усталость воина; в средневековой цивилизации человек военный представляет собой наибольшую ценность. Усталость воина почетна, о ней говорят, в то время как усталость простолюдина вызывает презрение. Усталость воина даже учитывается во время поединков, ценность победы в которых в XV веке зависит от количества ударов, которые боец обещает нанести противнику, бросив ему вызов.

В классическую эпоху все меняется: на первый план выходят судейские, и возрастает престиж административной и кабинетной работы. Финансист Лафонтена, адвокат Лабрюйера описываются по-новому и демонстрируют иную усталость, вызванную доселе не известными занятиями. В XIX веке опять все меняется – с развитием производства, его успехами и опасностями появляется усталость рабочих: изнурение пролетарского тела становится очевидным и вызывает беспокойство; этот фактор оценивается более тщательно – для повышения производительности труда, экономии и эффективности, но при этом его не желают признавать ни Виллерме, ни Маркс. А усталость нашего «четвертичного» общества4, общества компьютеров и офисов, глуха и невидима; на смену физической нагрузке пришла нагрузка информационная, иногда, после долгих скрытых страданий, случаются непредвиденные срывы – индивидуальные или коллективные.

Обновляющиеся репрезентации тела меняют и восприятие усталости. В старину образ «состояния» усталости ассоциировался с потерей гуморов. Усталое тело – обезвоженное тело. Изнурение, истощение – это потеря вещества, плотности. «Простой» образ, вероятно, родился в Античности, возник из уверенности в том, что основное в теле – жидкости, те, что вытекают, когда человек ранен, воспламеняются, когда у него жар, уходят из тела после смерти. Обезвоживание и следующее за ним освежение, таким образом, задают ритм восстановлению усталого тела. Кровопотеря определяет как границы телесной жизни, так и ее ощущение.

В эпоху Просвещения считается, что не только жидкости, но и волокна, сплетения, «токи», нервы создают чувство усталости. Возникают новые симптомы, в расчет принимаются новые признаки: появление усталости связывают с чрезмерным, плохо сдерживаемым возбуждением, слабость – с повторяющимся или длящимся напряжением. Нехватка сил теперь ассоциируется не с потерей вещества, а с недостаточной стимуляцией. Новые чувства связываются с ощущением пустоты, отсутствием стимулирования и недостатком жизненной силы. Отсюда – поиски тонизирующих веществ, специфических возбудителей, а не только восполнение утраченной жидкости и закаливание.

Когда, согласно возникшей в XIX веке механической модели, в основу всего была положена энергия и органическое горение, картина снова изменилась. Теперь заговорили о потере огня, потенциала «отдачи», мощности, а также о химических отходах, заставляющих тела страдать. Отсюда – поиски «укрепляющих средств», энергетических резервов, калорий, удаление токсинов и вредных веществ.

Сегодняшняя усталость рассматривается в цифровой реальности; на первое место выходят внутренние посылы, ощущения, «коннект» и «дисконнект». Отсюда – выраженное стремление к расслаблению, а также зацикленность на психологии, отношениях, поиск взаимодействия, стремление к мобильности, поиск иных ощущений.

С течением времени представления уточняются. Наша цивилизация изобретает новую чувствительность, создает нюансы, мало-помалу возникают новые, ранее не существовавшие виды усталости, открываются доселе неизвестные состояния. Появляются новая терминология и симптомы, такие как «вялость», например, о которой в XVII веке говорили богатые люди, жалуясь на неожиданную слабость и болезненность, или «разбитость», появившаяся в изнеженном XVIII веке, – под ней подразумевали несильные боли после непривычных мышечных усилий, на которые в прежние времена внимания не обращали, или вспоминаемый в связи с миром рабочих XIX века «упадок сил», вызывающий непреодолимую слабость и поражающий целые поколения вследствие лишений и чрезмерно тяжелой работы. Границы смещаются. Устанавливается новая шкала, опустошающая и души, и тела.