История в стиле хип-хоп

— Сколько? — спросил Ганнибал, знавший, что рано или поздно разговор сведется к цифрам.

— Двадцать миллионов, — спокойно заявил Джерси, словно речь шла о двадцати долларах.

— Двадцать миллионов, ни хрена себе! — отреагировал Ганнибал, впервые с начала разговора проявив эмоции. — Ты оставляешь меня ни с чем, с пустыми руками! Это нечестно, Джерси. — И только сейчас Ганнибал удивился тому факту, что Джерси почти точно знал сумму на его банковском счету. Но он недолго размышлял над этой загадкой: стоило взглянуть на Мука — и ответ был найден.

— Вовсе нет. Мы провели голосование: стоит ли оставлять тебе твою жалкую жизнь. Я проиграл — а ты до сих пор дышишь. Так что это еще как честно. У тебя остались руки, ноги, зубы и оба глаза. Это более чем честно. Деньги должны поступить в мое распоряжение к концу недели.

— Что ж, танец с дьяволом? Понимаю, — ответил Ганнибал. Он знал, что спорить бесполезно. — Значит, двадцать миллионов? И мы попрощаемся друг с другом.

— Я получу свои деньги, и на этом все. Это сразу и прошлые долги, и доля от будущих заработков.

— Откуда мне знать, что позже ты не появишься у меня на пути снова и не станешь требовать еще денег?

— Интересная мысль. Ноне стоит беспокоиться. Я человек слова, Бык. И, несмотря на все, я любил тебя. Ты был одним из лучших. Ты управлял улицами как настоящий профи. Не знаю, как Мук справится с этим вместо тебя, но... посмотрим.

Так вот что произошло. Мук продал его, чтобы получить место, которое когда-то занимал Ганнибал. Почему бы нет. Он сам давно уже перерос квартал Сайпресс-Хилл. По крайней мере, Ганнибалу удастся выйти из игры с меньшими потерями, чем его предшественнику. Ганнибал повернулся и собирался уйти, когда взгляд его упал на телевизор — и он задержался, чтобы задать Джерси еще один вопрос.

— Знаешь, Джерси, я одного не могу понять. Ты зол на меня, это вполне объяснимо, но зачем ты убил Безупречного и парнишку?

Вопрос удивил Джерси своей странностью.

— Безупречный... кто такой этот Безупречный? — машинально спросил он.

Якобинец наклонился к нему и тихо сказал:

— Ниггер, которого пристрелили возле Бергена, это во всех новостях, — и он показал на телевизор.

— Ах, тот ниггер! — громко воскликнул Джерси, вспомнив, о ком шла речь. — Какое мне до него дело? Так позаботься о том, чтобы я получил деньги. Мук и Яко отвезут тебя домой.

Ганнибал получил ответ на свой вопрос. Придется искать убийцу в другом месте. Если бы Джерси был причастен, он не стал бы скрывать, а напротив, похвастал бы этим. Мук открыл дверь, и все трое уже собирались выйти, как вдруг Ганнибал еще раз обернулся:

— Ах да, Джерси, чуть не забыл: я вычту из двадцати миллионов шесть штук.

— Шесть штук? Это еще почему?

— Столько стоил телевизор, который подстрелил Мук.

— Что?

— Это правда. Я сам видел. Разлетелся на кусочки. Хороший был телевизор. И большой, очень большой, — подтвердил Якобинец.

— Мук, ты стрелял в его телевизор? — зарычал на Мука Джерси. Мук ничего не ответил, просто стоял в полном оцепенении. — Что это за фигня?

— Не знаю. Этот ниггер все время смотрит один и тот же долбаный фильм. Он действовал мне на нервы.

— И ты подстрелил телевизор, как будто это он во всем виноват? Знаешь, я заставлю тебя заплатить за этот телевизор, — проворчал Джерси. — Ладно, Бык, можешь вычесть шесть штук, а теперь убирайся отсюда и доставь мне мои деньги.

Лимузин пересекал Бруклин: через одну-две мили после квартала Бей-Ридж пейзаж стал живописнее. День стоял погожий, но за тонированными стеклами лимузина было темно. Ганнибал сидел справа у окна и молча смотрел в него. Мук сидел рядом, ближе, чем было необходимо: в лимузине хватало свободного места. Якобинец сидел с другой стороны. Перегородка, отделявшая место водителя, была опущена, и Якобинец дружески болтал с шофером и весело смеялся.

— Говорю тебе: я ничего подобного не видел. Полнейший идиотизм. Мы выходим, и все нормально. Тут Мук просто берет и разносит на куски телевизор. Одним выстрелом экран вдребезги. И все взрывается к чертовой матери. — Якобинец и шофер засмеялись. Якобинец пересказывал эту историю уже больше часа. И Муку стало надоедать, что над ним насмехаются: шутка явно затянулась. Если бы он мог шлепнуть Якобинца, он бы с радостью это сделал. Но он знал, что это невозможно. И он терпел, криво усмехаясь. Больше всего его терзало сознание того, что они никогда не посмели бы издеваться над Ганнибалом. Ни малейшим образом. Даже сейчас, когда он был в опале, уважение к нему все равно ощущалось в их поведении.

— Слушай, Мук. Так зачем ты подстрелил телевизор? — заорал водитель.

Мука разозлил этот вопрос — больше всего тем, что его задал какой-то шофер. Якобинец смотрел на него в ожидании ответа, приготовившись язвительно его прокомментировать. Но через мгновение понял, что Мук не собирается отвечать, поэтому сам ответил за него:

— Он сказал, все из-за фильма: он его ненавидит.

— Ненавидишь фильм? И поэтому выстрелил в телевизор? Что это был за фильм?

— «Ганнибал», — проронил Ганнибал, не отрывая взгляда от тонированного стекла.