Опасаясь его недовольства, Триш целый год не поднимала эту тему. Но сейчас они встречались уже два года, а ей было двадцать семь против его двадцати пяти. Она была на два года старше и всего в трех годах от тридцатилетия — а если и есть число, которое обозначает зрелость, это тридцать. Такая перспектива пугала Триш. Ей необходимо было что-то решать со своей жизнью. Просто жить вместе ей было мало, она мечтала завести детишек. Хотя они не предохранялись, Безупречный практиковал прерванный акт. Триш этого терпеть не могла — ей так хотелось, чтобы он в ней остался, и каждый раз она надеялась, что любимый расслабится и потеряет контроль. Не раз, даже зная, что это не сработает, она глотала его сперму, чтобы хоть так частичка Безупречного подольше оставалась в ней. Вдруг какой-нибудь из его сперматозоидов чудесным образом нашел бы дорогу в Землю Обетованную.
Безупречный поднял на нее взгляд, упершись подбородком в ее живот, и холодно спросил:
— А зачем спешить?
Триш не верилось, что он вновь использует прошлогодний аргумент, и она еле сдержала разочарование:
— Нет никакой спешки, но если есть любовь, то чего ждать? Ведь есть любовь, Майкл?
— Любовь есть, но еще есть непонимание, ссоры и демоны.
— А разве бывает любовь без непонимания и ссор? — спросила она.
Про демонов она не поняла, так что просто пропустила эту реплику мимо
ушей. Но, возможно, именно об этом ей стоило подумать — тогда она поняла бы, через что он проходит.
Теперь Безупречный видел их почти ежедневно. Они следовали за ним, несколько раз он с трудом удерживался от крика в компании. Он вообще пока ни разу не выказал своих мучений, хоть его уже стала по-настоящему беспокоить причина видений. Он ходил к докторам, к целой куче докторов. Проверил глаза, сделал полный анализ крови, пункцию спинного мозга, прошел ядерно-магнитный резонанс и томографию. Доктора все это находили излишним — раз за разом все анализы оказывались хорошими.
Зрение — «единица», и сам здоров как слон. Он-то надеялся, что доктора найдут какое-нибудь заболевание: повреждение оптического нерва или что-нибудь в этом роде. Хоть что-нибудь, что угодно — и ничего. Его мучило это «ничего» — но ведь видения-то были настоящими. Безупречный так и не получил ответа и начал читать, читать больше, чем когда-либо, обо всем, что раньше его не интересовало, от политики до метафизики. Но ответ так и не находился, лишь порождая все новые и новые вопросы. Эти вопросы воплощались в слова, затем в рифмы, и ему приходилось записывать их. Сколько ручек он исписал, сколько страниц! Писал, писал, писал. Порой даже стирал пальцы, и его кровь просачивалась в поэзию. Как всегда, его ДНК добавляла тексту уникальности. Теперь он знал, что ему стоит записывать. Безупречный поставил кровать и холодильник прямо в студии, работал с сумасшедшей скоростью. Он чувствовал, что времени у него мало и что он совсем один. Он даже не мог рассказать об этом Томми, потому что пришлось бы размякнуть и откровенничать перед старым другом. Безупречному хотелось поговорить с Эрикой, но ее никогда не было рядом. С Триш он почему-то не хотел обсуждать свои видения — ему казалось, что она не поймет. И в итоге демоны были, наверное, единственными, кто понимал его, потому что только они разделяли с ним этот опыт.
Он видел, что вокруг Триш плавают линии. Словно длина волны, которая колеблется вниз и вверх, словно отростки нервных клеток. Безупречный считал их вибрациями вселенной — это было единственное объяснение, которое казалось ему разумным. Они словно приближали его к ответу на вопрос. Безупречный был готов благодарить их за то, что они пробудили его, независимо от того, как далеко пришлось спрятаться его предыдущему «я».
— Видела последний «XXL»? — спросил он, меняя тему.
Триш поняла это и почувствовала, что у нее нет сил бороться.
— Да, видела... и что ты собираешься делать? — спросила она без интереса.
— Как что? Запишу пластинку.
— Я надеялась, что ты просто оставишь все, как есть.
— Но ты же сама понимаешь ситуацию.
Триш, которая была пресс-секретарем Бин Ладена и Безупречного, прекрасно знала этикет хип-хопа. Он был рожден и вскормлен соперничеством.
— Понимаю, — вздохнула она. — Но я все равно надеялась, что ты просто отпустишь все это.
— Не могу. Когда тебе бросают вызов, нужно отвечать, — улыбнулся он, совсем как прежний Безупречный. — Иначе ниггеры перестанут тебя уважать. А не уважают, так и слушать не будут. И тогда все. Он говорит, что я расслабился. Пора напомнить всем, что я там, где я есть,именно благодаря баттлам. Может, хоть на этот раз мне удастся окончательно одолеть Быка.
Мне просто нужно взяться как следует и покончить с этим, раз и навсегда.
Главная причина заключалась в Ганнибале. Будь это кто другой, Безупречный запросто забил бы на ответ. Он позволял высказываться Сталину и Бин Ладену, пропускал мимо ушей, когда мини-Гитлер со своим Гестапо трепали его имя. Все к нему лезли, его новое мировоззрение не давало им покоя. Но Бык — это другое дело.
— Все это про ненависть, а как же любовь?
— В каком смысле? — спросил Безупречный.