История в зеленых листьях

– Ты и руку, может, её держала, приведя в клинику? Тоже мне подруга!

– А мне что было делать? Осатанело орать и брызгать слюной, что чужие матки, а также печень, почки и лёгкие должны быть в моей власти? Тогда жить прямо станет сразу легче всем. С неотменённым-то крепостным правом. Но, судя по всему, священный народ наш к этому и тянется. Генетически припомнил ужас былых строёв и пожелал вновь им вымазаться. К чёрту семнадцатый и девяносто первый, мы вновь лбом ударились о грабли!

– Только и делаешь, что оправдываешь свою испорченность.

Мира непонимающе смотрела на Арсения. Неужели он говорил это всерьёз? Неужели он и правда выдумал для Вари какую-то фейковую беременность, чтобы возвысить себя до уровня отца семейства? Роли, которой он опасался, страшась не выдержать ответственности, но которая оправдала бы его запросы и самомнение в полной мере.

– А для женщины оба исхода дела – смерть.

– Ты – убийца.

Арсения лихорадила мысль о ней как о преступнице. Мира видела, как истово верит он в самостоятельно сотканную легенду. И мимолётная слабость этой всегда стойкой, уравновешенной женщины подстегнула его собственную дутую силу. Да, Мира была не чета холодной Варе, сводящей с ума своей статичностью, которой мстила мужчинам. Её будто использовали, но жертвой оказывалась не она.

Мира стиснула зубы.

– А ты сумасшедший. Я прекрасно знаю, что нет и не было никакого ребёнка, быть не могло. Уймись. Будешь манипулировать чувством вины с кем-нибудь ещё. И про аборт – всё ложь, и ты знал это, если только совсем не спятил, но поддерживал, лишь бы в очередной раз выставить меня исчадьем ада. Ты думал, Варя мне не расскажет впечатляющие подробности вашей связи?

– Замолчи!

– Оставь уже женщин в покое, они просто пытаются жить без ежедневных оглядок на чьё-то проклятущее мнение. Зачем унижать одних женщин, чтобы возвысить других заскорузлыми догмами?

– Потому что вы или шлюхи, или девственницы.

Мира не сразу нашла, чем дать отпор, а мгновение стояла вылупив глаза.

– Вскрылся, наконец, твой страх нас? Что, мамочка недолюбила?

Увидев, как потускнел Арсений, Мира удивилась, насколько тривиальные выводы, взятые по самоучителю психологии, раз за разом оправдываются.

Арсений боялся, что в среде мужчин его расколют, изнасилуют, подчинят себе, поэтому предпочитал общество женщин, сохраняя к ним всё предубеждение избранного пола и тайком ненавидя себя за то, что добровольно уподобляет себя им, отщепенцам истории.

Почему-то именно сейчас Мира припомнила старое изречение, что бисексуальность – воспоминание о первоначальной свободе выбора. Свободе, к которой Мира рвалась всю свою осознанную жизнь и поползновения на которую так яростно отвергала.

33

Варя словно ставила перед Мирой зеркало и помогала найти не только отражение, но и дальнейший путь, необходимость которого Мира и сама прекрасно понимала. Подталкивая иллюзии до состояния цели, Варя продолжила выход во внешний мир, который дал Мире Питер, открыв иную жизнь с людьми, не похороненными заживо, а оголтело смотрящими вперёд и неискоренимо доброжелательными. Прежде были лишь среднерусские просторы и отстранённость от людей, мало кто из которых трогал душу. А теперь – необходимость, сперва через силу, а потом и по доброй воле, вгрызаться в людские ткани, реализуя заложенный в себе дар чувствовать ближних, видя в них особые миксы темперамента и опыта.

– Я столько времени пыталась вылечить себя… Но нужно ли мне это? – осторожно спросила Варя. Она всегда была тиха, но сколько смысла таилось за этими негромкими фразами!

Глаза Миры затуманились. Она ведь тоже долго лечила себя от моногинии, низкой самооценки, зависимости от мнения других… Порой ей казалось, что теперь она чёрствая и непримиримая, как старуха, и цена оказалась чрезмерно высока. Всё делала как должно, как надо… Скучая по времени, когда царапала спину собственному брату, пока он не решил сыграть в одурманенную невинность.

– Нужно. Или ты живёшь для потехи других, или для собственного удовольствия. Чтобы быть счастливым, нужно быть здоровым.

Варя опустила глаза в сопротивляющемся согласии.

– Не думаю, что женщина, бросившая собственного ребёнка, здорова. Все говорили: родишь и поймёшь, но я не поняла. Во мне не случилось этого пресловутого гормонального всплеска. Мне принесли чужеродное существо, которое тянуло меня на дно. Беспомощное, нелепое, полностью зависимое от меня. Я не верила, считала, что это блажь, что только дурные женщины способны не любить своих детей. И сама оказалась дурной. Каково это – воображать себя безупречной, самой доброй и понимающей, способной распылять повсюду любовь… И так попасться на собственное бахвальство! И в родительстве мало кристальных чувств, сплошное злоупотребление властью. Я смотрела на сына и думала, как его воспитывать… Но какое я имею на это право – что-то кому-то внушать? Называют родительской любовью, а выходит подавление… Не бывает так, что родители просто любят, даже если считают именно так. В любом случае дети за что-то будут обижены на них.