Прошло всего три года, и в 451 г. армориканцы участвовали в битве на Каталаунских полях против гуннов. В отличие от вестготов, которые являлись самостоятельными союзниками римлян, армориканцы выступали в качестве вспомогательных частей (auxiliares) в составе римской армии. Однако названы они вместе с франками, саксами, бургундами и другими племенами, которые не находились под римской властью. Говоря в этой же связи о брионах (олибрионах), историк подчеркивает, что они ранее были римскими воинами, а теперь находились в составе вспомогательных войск. Таким образом, римляне и auxiliares противопоставляются друг другу. Армориканцы наряду с другими племенами Кельтики и Германии названы nationes. Поэтому вполне можно предположить, что к 451 г. армориканцы по отношению к Империи стояли на том же уровне, что «внешние варвары». Их уже явно перестали считать «разбойниками». Отсюда вывод, что они. вероятнее всего, освободились от римской власти. Страх перед грозным вторжением гуннов, о грабежах и убийствах которых они уже знали по своему недавнему опыту, мог склонить их вступить в армию Аэция. С другой стороны, и Аэций перед лицом грозящей опасности должен был забыть свое прежнее отношение к багаудам и признать их достойными воевать с врагами наряду с другими nationes. Вероятно, их стали считать такими же федератами, как и варваров. Если это так, то не исключено и заключение договора (foedus), аналогичного другим подобным договорам, в силу которого армориканцы получали официальное право на самоуправление и неуплату налогов, а они, в свою очередь, официально признавали верховную власть императора и обязанность воевать по его приказу. Впрочем, это — лишь гипотеза, основанная не на фактах, а на логическом рассуждении. Когда же в 80-х гг. того же V в. франкский король Хлодвиг завоевал последние римские владения в Северной Галлии, Арморика практически осталась вне сферы его действий. Последнему римскому правителю этой области Сиагрию она уже совершенно ясно не подчинялась. По-видимому, перед лицом гораздо более грозной опасности западное правительство решило оставить эту беспокойную область, как несколько десятилетий ранее сделало с Британией.
Как говорилось в самом начале, освобождение Арморики было результатом движения багаудов. Хронист ясно связывает с багаудами и Тибаттона и Евдоксия.
В том, что багауды принадлежали к низшему слою населения свободного населения — humiliores, нет никакого сомнения (даже если к ним могли по тем или иным причинам примыкать представители высшего слоя)[19]
. Латинские авторы называют багаудов rustici, rusticani, agrestes, т. е. крестьянами. Во время выступления Тибаттона за ними пошло и значительное количество рабов (servitia). Надо подчеркнуть, что никакой связи с варварами движение багаудов не имело. Ни в Галлии, ни в Испании, где в 441 г. тоже появляются багауды, они не действовали на территории, занятой варварами (вестготами, бургундами, свевами, франками). Более того, варварские войска или самостоятельно, или в рядах римской армии активно использовались для подавления действий багаудов[20]. Это ясно говорит о том, что багаудское движение являлось чисто внутренним феноменом. Конечно, оно проявилось в результате резкого ослабления римской власти, в том числе и в ходе варварских вторжений, но непосредственно с этими вторжениями оно связано не было. Частота повторяющихся восстаний в первой половине V в. ясно говорит о существовании не просто недовольства произволом римских властей (особенно судей) и тяжестью налогов или страха перед варварами, но широкой базы багаудского движения. Территориальный ареал этого движения показывает связь этой базы с наличием сильного кельтского элемента. Уже одно настойчивое использование названия «багауды» подтверждает эту связь. Резкое ослабление римской государственной машины в первой половине V в. имело своим результатом «снятие», хотя, может быть, и неполное, покрова романизации и выдвижение на первый план кельтского субстрата[21]. Едва ли в повторных выступлениях багаудов надо видеть чисто национальное движение. Но существование этой составляющей представляется весьма вероятным. Видимо, национальные и социальные мотивы в этом движении были соединены воедино.