История варварских государств

Дальнейшее преодоление коллективности власти шло разными путями. Хлодвиг уничтожил своих соперников, став единственным королем франков, но затем власть вернулась ко всему дому Меровингов[515]. И даже после прихода к власти Каролингов представление о принадлежности трона всем сыновьям покойного государя сохранялось. Окончательно это представление, как кажется, было преодолено уже за гранью интересующей нас эпохи, после раздела империи Карла Великого между его внуками в 843 г. Путем физического уничтожения «младших» королей, хотя и собственных родственников, добился единства Бургундского королевства Гундобад, хотя окончательно «многокоролевье» было ликвидировано уже при его сыне Сигизмунде. Аттила убил своего брата Бледу и стал единственным повелителем гуннов. Более мирно прошло объединение остготов. Часть (меньшая) их во главе с Видимиром ушла на запад, другой брат, Валамир, погиб, так что власть над всеми оставшимися в Паннонии остготами оказалась в руках Теодемира. Он, правда, выделил «удел» своему сыну Теодориху, но тот после смерти отца объединил под своей властью всех паннонских остготов. Позже Теодорих сумел подчинить себе и тех остготов, которые во главе сначала с Теодорихом Страбоном, а затем его сыном Рецитахом действовали отдельно[516]. «Завещание Гейзериха» фактически признало принадлежность вандальского трона всему королевскому дому, но установило порядок, согласно которому сам трон переходит к старшему в этом доме. Младшие члены королевской фамилии обладали определенным влиянием, но политической власти не имели. Своеобразное положение сложилось у вестготов. Прекращение рода Балтов привело к появлению у них избирательной монархии, и все попытки последующих королей создать прочную династию проваливались.

На социально-политическое развитие варваров большое влияние оказали отношения с римским миром. Этот мир был гораздо богаче варварского, и уже по одному этому варварские вторжения приносили им много большие выгоды, чем войны с другими варварами. Приграничье между двумя мирами — римским и варварским — было зоной постоянных контактов, военных и мирных, торговых и культурных, религиозных и иногда даже матримониальных. Эти контакты ускорили процесс социальной, имущественной и политической дифференциации в варварском обществе[517]. Но сам процесс начался еще до возникновения этих контактов. Так, по-видимому, на смену герцогской власти королевской римско-варварские контакты особого влияния не оказали. Но все же те народы, которые непосредственно контактировали с римлянами, двигались по пути распада эгалитарного родового общества гораздо быстрее, чем те, что находились дальше от границ, а тем более вообще вне этих контактов, как северогерманские народы, оставшиеся в Скандинавии.

Отношения между варварами, преимущественно различными германскими народами (хотя и не только), и Империей были, как только что отмечено, разнообразными. В самом начале имперской истории Рима германцы уничтожили римскую армию в Тевтобургском лесу, и с этого времени «германский синдром» постоянно сопровождал отношения римлян к варварскому миру. Реально же жесткое противостояние началась в III в.[518] Этому способствовали, с одной стороны, начавшийся кризис Римской империи, перешедший в острую фазу «военной анархии», а с другой, трансформация германского мира, выразившаяся, в частности, в смене периода относительной (по крайней мере, приграничной) стабильности эпохой миграций. С этого времени войны с германцами становятся константой внешнеполитической истории Империи.