История величия и падения Цезаря Бирото

Господин Рагон пожелал сопровождать своего должника. Заслышав дребезжащий голосок бывшего владельца «Королевы роз», его бывший преемник побледнел; но добряк раскрыл объятия, Бирото бросился к нему, как дитя бросается в объятия отца, и оба залились слезами. Снисходительность Рагона придала мужество несостоятельному должнику, и он вместе с дядей сел в фиакр. Ровно в половине одиннадцатого все трое прибыли в монастырь Сен-Мерри, в котором помещался тогда коммерческий суд. Зал, где разбирались дела банкротов, был в это время пуст. День и час выбраны были по соглашению с синдиками и присяжным попечителем. Уполномоченные, представлявшие своих клиентов, были уже на месте, и Цезарю Бирото пугаться, казалось, было нечего. Но все же он с трепетом сердечным переступил порог кабинета г-на Камюзо, который оказался случайно его бывшим кабинетом; бедняга с ужасом думал о том, что придется перейти отсюда в зал банкротов.

— Нынче что-то холодновато, — сказал Цезарю Камюзо, — надеюсь, господа, никто не будет возражать против того, чтобы остаться здесь и не мерзнуть в зале? (Он опустил слово «банкротов».) Садитесь, господа.

Все сели, и судья предложил свое кресло смущенному Бирото. Поверенные и синдики расписались.

— Ввиду того что вы полностью отказались от своих имущественных прав, — обратился Камюзо к Бирото, — кредиторы единодушно слагают с вас остаток долга. Соглашение составлено в таких выражениях, что может смягчить вашу скорбь; поверенный ваш не замедлит утвердить соглашение в суде — и вы свободны. Все члены коммерческого суда, дорогой господин Бирото, — продолжал Камюзо, взяв парфюмера за руки, — тронуты вашим положением; проявленное вами мужество не было для них неожиданностью; все до единого отдали должное вашей честности. В несчастье вы показали себя достойным того положения, какое занимали здесь. Я двадцать лет веду коммерческие дела и только второй раз мне приходится видеть разорившегося купца, всеобщее уважение к которому лишь возросло.

Слезы выступили на глазах Бирото; он сжал руки судьи; Камюзо спросил его, что он намерен делать дальше. Цезарь ответил, что будет работать, чтобы полностью расплатиться с кредиторами.

— Если для достижения этой благородной цели вам понадобится несколько тысяч франков, вы их всегда у меня найдете, — сказал Камюзо, — я с радостью предоставлю их в ваше распоряжение, чтоб стать свидетелем столь редкого в Париже явления.

Пильеро, Рагон и Бирото удалились.

— Ну что ж, не так страшен черт, как его малюют, — сказал Пильеро племяннику, выходя из здания суда.

— Это я вас должен благодарить, дядя, — ответил растроганный Бирото.

— Ну вот вы и восстановлены в правах. Зайдем к моему племяннику, — предложил Рагон. — Мы в двух шагах от улицы Сенк-Диаман.

Для Цезаря было жестоким ударом увидеть Констанс в крохотной конторе на низких и темных антресолях над лавкой, где окно на треть было загорожено заслонявшей свет вывеской, на которой значилось:

А. ПОПИНО

— Один из сподвижников Александра Македонского, — с горьким смехом сказал Бирото, указывая на вывеску.

От этого деланного веселья, сквозь которое наивно проглядывало присущее Бирото неистребимое чувство собственного превосходства, семидесятилетний старик Рагон вздрогнул.

Когда Цезарь увидел, как жена его спустилась вниз, чтобы дать Попино на подпись бумаги, он побледнел и не мог удержаться от слез.

— Здравствуй, друг мой, — радостно приветствовала она мужа.

— Я не стану спрашивать, хорошо ли тебе здесь живется, — обратился Цезарь к жене, взглянув на Попино.

— Как у родного сына, — отвечала она таким растроганным голосом, что бывший купец был потрясен.

Бирото обнял Ансельма, расцеловал его и с грустью сказал:

— А я навсегда утратил право назвать его сыном.

— Не будем терять надежды, — сказал Попино. — Ваше масло пошло в ход; я постарался создать ему рекламу с помощью газет, а Годиссар исколесил всю Францию, — наводнил ее объявлениями и проспектами; теперь он в Страсбурге печатает проспекты на немецком языке и собирается совершить набег на Германию. Нам уже удалось продать три тысячи гроссов.

— Три тысячи гроссов! — воскликнул Цезарь.

— Я приобрел по сходной цене участок в предместье Сен-Марсо, там строится фабрика. А ту, что в предместье Тампль, я тоже сохраню за собой.

— Жена, — шепнул Бирото на ухо Констанс, — будь у нас хоть небольшая поддержка — мы бы выпутались.