История Венецианской республики

Первоначальный план строительства новой столицы был тщательно продуман, и основные черты его сохранились до настоящего времени. Естественно, что перед дожем в тот момент встало множество неотложных задач, за самые серьезные из которых он отвечал сам. Хотя он и был самым просвещенным правителем из тех, какими до сих пор обладала Венеция, он тоже не удержался от соблазна и попытался ввести наследственное право. Поскольку старший его сын Джустиниан находился в Константинополе, дож взял себе в соправители младшего, Джованни. Джустиниан разгневался и, вернувшись, потребовал, чтобы отец отстранил брата. Это заявление, в свою очередь, разозлило Джованни. Вскоре после этого он удалился в ссылку. Впрочем, семейные ссоры, пусть и недостойные, никогда серьезно не угрожали спокойствию государства. Строительство не прерывалось, и Аньелло Партечипацио может считаться первым архитектором современной Венеции. Жаль лишь, что он не дожил до самого важного события в духовной жизни республики. Оно более других укрепило ее церковную независимость и возвысило национальную гордость. Город получил свой самый знаменитый памятник.

Однажды — согласно легенде — святой Марк возвращался из Аквилеи в Рим. Его корабль, застигнутый бурей, остановился возле одного из островов Риальто. Во сне ему явился ангел и обратился к нему со следующими словами: «Pax tibi, Marce, evangelista meus. Hic requiescet corpus tuum».[17] Историческое подтверждение этой легенды малоубедительно, поскольку святой Марк позже стал епископом Александрии и оставался там до самой смерти, так что рассказ остался бы неправдоподобным, но легенда оказалась весьма кстати, когда в 828 году два венецианских купца вернулись из Египта с мощами, которые, по их словам, принадлежали евангелисту. Они будто бы украли их из его александрийской могилы. Как и следовало ожидать, рассказы об этом событии сильно отличаются, но сходятся, однако, в том, что христианских стражников могилы, беспокоившихся о будущем церкви при правлении сарацин, убедили — или подкупили, — и они поспособствовали венецианцам. Саван разрезали на спине, тело вынули, и останки святого Клавдия, оказавшиеся в удобном соседстве, положили на место святого Марка. Затем мощи поместили в большую корзину и вынесли в бухту, где их уже поджидал венецианский корабль.[18]

К этому моменту аромат святости, исходивший от тела, становился таким сильным, что, по словам хрониста Мартино ди Канале, «если бы в Александрии были собраны все пряности мира, то они не источали бы такое благоухание». Совершенно понятно, что это вызвало подозрения. Местные чиновники явились на корабль с обыском, но венецианцы прикрыли свою добычу свиными тушами, при виде которых чиновники, набожные мусульмане, закричали: «Свинья, свинья!» — и в ужасе бежали с корабля. Мощи завернули в холсты и подняли на нок-рею, где они и оставались, пока судно не вышло из гавани. Даже и тогда опасность не миновала, потому что корабль едва не налетел на необозначенный на карте риф и наверняка бы разбился, если бы сам святой Марк не разбудил спящего капитана и не посоветовал ему спустить парус. Судно в конце концов благополучно прибыло в Венецию, и жители с восторгом приняли драгоценный груз.

О похищении мощей рассказывают великолепные мозаики на стенах базилики Сан Марко.[19] И это нечто большее, чем еще одна из легенд, которыми изобилует ранняя венецианская история. То, что похищенное тело принадлежит святому Марку, считается историческим фактом. Не сомневаются и в том, что Джустиниан Партечипацио, ставший дожем в 827 году после смерти своего отца, тут же распорядился построить для мощей часовню в саду, отделявшем церковь Сан Теодоро от его собственного дворца. Очень возможно, что и вся экспедиция из Александрии была предпринята по секретному приказу дожа. Если республика хотела заслужить уважение новой Европы, ей требовался уникальный символ, со славой и значением которого не могли бы соперничать богатство и морская мощь, а в Средние века, когда политика и религия были неразрывно связаны друг с другом, присутствие важной священной реликвии придавало городу особое значение. Мощи святого Захария тоже что-то значили, но их одних было недостаточно. С другой стороны, мощи евангелиста давали Венеции апостольское покровительство и возносили ее на духовный уровень, сравнимый разве только с Римом, и создавали церковную автономию, усиленную в дальнейшем патриархальным статусом ее епископа.