История Венецианской республики

С содроганием, они предстали. Последовал новый поток обвинений. Генерал кричал, что он уже принес свободу многим народам, а теперь он идет, чтобы разбить оковы народа Венеции. Он знает, что правительство находится в руках кучки нобилей, а Совет восьмисот (!) так и не собрался за последние три недели. (И Дона, и Джустиниани жаловались, что он ничего не знает и знать не хочет о делах Венеции.) Если республика желает избежать гибели, продолжал он, этих нескольких, которые злоупотребляют своей властью и насаждают враждебное отношение к Франции, следует объявить вне закона. Депутаты в отчаянии неосторожно заметили, что республика может «предоставить возмещение как-нибудь иначе», но это вызвало только новую волну нападок. Все богатства Перу, гремел он, не удержат его от мести за своих людей.

Оба венецианца понимали, что тут уже ничего не скажешь. Собрав остатки достоинства, в страхе и печали, они удалились.

Когда до Венеции дошел отчет о первой встрече Дона и Джустиниани с Наполеоном, дож Манин и синьория уже знали, что республика обречена. Война была неизбежна, дальнейшие переговоры невозможны, terra firma уже потеряна, и единственная надежда избежать уничтожения состояла в том, чтобы покориться завоевателю. Его требования были просто ужасны — не больше, не меньше, чем отречение всей олигархии, отмена конституции, действовавшей более тысячи лет, и введение демократии. Фактически, требовалась революция, но революция, привнесенная сверху, теми, кто оказывался ее основной жертвой, то есть самоубийство государства.

Но как должно было совершиться это самоубийство? Его нельзя оформить конституционно, через сенат, где подобное предложение встретит жестокое сопротивление. Обсуждение займет многие дни, а французы появятся в лагуне гораздо быстрее. Обсуждения все равно не избежать, а нужно ли считаться с конституцией в вопросе ее отмены? Сенат собрался 29 апреля, чтобы принять ряд формальных решений, не имеющих особенной важности. Когда решения приняли, сенат обычным порядком закрыл заседание, чтобы больше уже не собраться никогда.

На следующий день, ближе к вечеру, дож собрал особое совещание. Кроме него и шести его советников присутствовали трое глав кварантии, все старейшины, в том числе, трое прикрепленных к совету, трое глав Совета десяти и трое общественных обвинителей. Хотя принятие решений таким составом было совершенно неконституционно, его 42 участника представляли все структуры исполнительной власти правительства, то есть авторитет его был весьма значителен. Никто не надел должностных мантий. Все участники совета оделись в черное, и Черный совет (Consulta Nera), как его прозвали, стал единственным органом власти в последние дни Республики.

Однако Большой совет еще существовал, его 1169 членов еще представляли собой политическую силу в республике. Его нельзя было игнорировать так же просто, как сенат, поэтому первым решением Черного совета было собрать Большой совет следующим утром на чрезвычайное заседание, на котором дож должен официально изложить ультиматум Бонапарта и выслушать предложения. Черный совет еще спорил, уточняя формулировки, когда внезапно пришла депеша от Томмазо Кондульмера. Он писал со своего флагмана, стоявшего возле Фузины, что первые французские солдаты уже прибыли на берега лагуны и теперь размещают перед самым городом тяжелые пушки. Эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Среди общего оцепенения одни впали в панику, другие рыдали. Франческо Песаро — один из самых храбрых и суровых приверженцев жесткой линии в отношении Франции — открыто объявил о своем намерении бежать в Швейцарию. Сам дож подавал не лучший пример, расхаживая взад-вперед по комнате, воздевая руки и повторяя слова, которые потом не мог себе простить до конца своих дней: «Sta notte no semo sicuri neanche nel nostro letto».[328]

Но эта ночь прошла без происшествий, а на следующее утро, 1 мая, когда собрался Большой совет, Дворец дожей хорошо охранялся арсеналотти и далматскими войсками. Дож Манин, «смертельно бледный, со слезами, бегущими по щекам»,[329] занял место на кафедре, так встревожив аудиторию своим эмоциональным и физическим состоянием, что боялись, сможет ли он закончить свою речь. Затем, грустно и просто, он описал положение, в котором оказалась Венеция, и предложил через двух депутатов, Дона и Джустиниани, передать Бонапарту, что все политические узники будут отпущены и все, кто поднял руку на французов, будут наказаны. Затем уполномочил депутатов обсудить изменения конституции, которых требовал генерал.