Я, как командир, яростно атаковал первую галеру, принудив ее к упорной защите. Ее команду составляли турки, которые дрались подобно драконам. С Божьей помощью я одолел ее и порубил упомянутых турок на куски. Мне стоило большого труда сохранить эту галеру, потому что другие осыпали меня стрелами, когда я тащил ее к себе в порт. Я и вправду почувствовал эти стрелы, поскольку одна ударила меня в левую щеку, прямо под глазом, проколола щеку и нос, а другая пробила мне левую руку; Это если считать только серьезные раны. Я получил и множество других по всему телу, также и в правую руку, но они не имели серьезных последствий. Я не отступал и не отступил бы, пока жизнь оставалась во мне, но, продолжая яростно сражаться, я отразил нападавших, захватил первую галеру и утвердил на нее свой флаг… Затем, внезапно развернувшись, я протаранил галеот, порубил на куски многих из его команды, пустил на его борт своих людей и вновь утвердил свой флаг… Их флот отлично сражался, поскольку его составляли лучшие турецкие моряки, но по Божьей милости и с помощью святого Марка, нашего богослова, мы наконец обратили их в бегство, многие из них позорно прыгали в море… Битва длилась с раннего утра до третьего часа дня. Мы взяли шесть их галер с командой и девять галеотов. Турки на них были преданы мечу, в их числе адмирал, все его племянники и многие другие капитаны…
Когда битва закончилась, мы подошли под стены Галлиполи, обстреливая город и призывая тех, кто находится внутри, выйти и сражаться, но они этого не сделали. Затем мы отошли, чтобы дать людям отдохнуть и перевязать раны… На борту захваченных судов мы нашли генуэзцев, каталонцев, сицилийцев, провансальцев и критян. Тех из них, кто не погиб в битве, я лично приказал изрубить и повесить, вместе с их штурманами и лоцманами, так что у турок их больше не осталось. Среди них оказался Джорджо Калерджи, бунтовавший против вашей милости, которого, несмотря на его многочисленные раны, я велел поместить на корме моей галеры в предупреждение каждому христианину, дабы не осмеливался служить неверным. Теперь можно сказать, что силы турок в этом регионе подорваны и останутся таковыми надолго. У меня одиннадцать сотен пленников…
Это была значительная победа. Нет никаких признаков того, что подобная жестокость, о которой сообщалось с таким хладнокровием, вызвала бы осуждение в республике или где-то еще. Соглашение о мире и дружбе действовало, его в следующем году подтвердил посланник султана Мехмета, принятый в Венеции с большой пышностью, содержавший свою огромную свиту за счет общественных средств и уехавший с грузом оказанных почестей и дорогих подарков.