Ответ был поистине венецианским, но турецкая угроза оставалась реальностью. Вся Малая Азия уже была потеряна. Османский султан Орхан основал свою столицу в Бурсе, всего в 60 милях от самого Константинополя, а некогда славная Византийская империя, так и не оправившаяся от Четвертого крестового похода, страдала от нападений всех своих соседей, как мусульман, так и христиан, ее раздирали на части гражданская война и религиозные противоречия. Казна империи опустела. Никто не удивился, когда император Иоанн V Палеолог был вынужден отдать венецианским купцам не только все золото и серебро из дворца, но и камни из короны империи.[139]
Значит, если турки войдут в залив, они нападут на Венецию, а потом сразу на Геную — именно тут оседает большая часть товаров. Эта угроза заставляла поддерживать добрые отношения между обеими республиками, хотя давний дух соперничества преодолеть было нелегко.Но пока длился мир, и Венеция оставалась на пике торговой удачи, возможно, самой большой за всю свою историю. И как всегда, когда позволяла политическая и экономическая ситуация, венецианцы опять начали расширять и украшать свою столицу. Первую больницу построили у церкви Сан Франческо делла Винья, большое государственное зернохранилище — на Моло, там, где сейчас расположены два общественных сада, за зданием Новых прокураций. На северном краю города появилась большая церковь и монастырь Серви.[140]
Но что гораздо важнее, перестроили Дворец дожей. Работы начались в январе 1341 года, а в результате здание с его главными — южным и западным — фасадами приняло тот вид, к которому мы привыкли.Правительство и администрация Венеции обосновались здесь еще со времен дожа Анджело Партечипацио, больше пяти веков назад. С тех пор дворцы дожей появлялись и исчезали. В 1341 году дворцом служило здание Себастьяно Дзиани, к которому в начале века пристроили новый зал Большого совета с восточной стороны (она смотрит на темницы через узкий канал Рио ди Палаццо, через который теперь перекинут Мост вздохов). Но это помещение безнадежно устарело. Назначили комиссию из трех человек, чтобы решить, стоит ли его расширять или лучше построить заново в другой части дворца. Комиссия мудро предпочла последний вариант. Тогда решили, что новый зал должен занимать большую часть второго этажа в южной части дворца.
Хотя Дворец дожей уникален в любом отношении, есть у него особенность, отличающая его от правительственных зданий других городов Италии. Почти все они темные и выглядят грозно, отражая насилие, на котором держалась власть в те века. Макиавелли был прав, заметив, что палаццо делла Синьория во Флоренции построено как крепость для гражданских властей. То же самое столетия спустя Джон Аддингтон Саймондс говорил о Ферраре: «Твердыня Эсте, окруженная рвом, с подъемными мостами, двойными дверями, грозно темнеющая над водой, защищенная донжонами, будто угрожает площади, нависая над домами жителей».
В Венеции, наоборот, те, для кого строился палаццо Дукале, не нуждались в защите и не требовали устрашения. Сегодня, глядя на него, думаешь о празднике, о благодарности, галантном обхождении, легкости и яркости, о политической стабильности и надежности, в которых процветала Венецианская республика, единственная среди всех своих соседей.
Работы начались в начале 1341 года под руководством гениального архитектора Пьетро Базеджо и периодически возобновлялись на протяжении 82 лет. На первом этапе закончили возведение нового зала, протянувшегося почти вдоль всей южной стены и того участка до седьмой колонны, что смотрит на Пьяццету. Первый этап закончился примерно к июлю 1365 года, когда Гварьенто покрыл восточную стену огромной фреской, изображавшей венчание Девы в раю.[141]
Со стороны Моло добавили центральный балкон, как гласит надпись, только в 1404 году, но и тогда внутренняя отделка еще не была закончена, поскольку записано, что Большой совет не мог заседать в зале до 1423 года. В том же году решили расширить фасад со стороны Пьяццетты до той длины, какова она сейчас. Значит, только в 1425 году здание предстало во всем своем великолепии, в самый канун эпохи Возрождения. Еще полвека — и прекрасный замысел не осуществился бы, вкусы сменились увлечением античным классицизмом, и величайший образец светской готической архитектуры навсегда мог бы быть потерян.[142]Глава 16
АНДРЕА ДАНДОЛО И МАРИНО ФАЛЬЕРО
(1342–1355)