История Венецианской республики

На этот раз моральный ущерб венецианцам оказался сильнее материальных потерь. Тем не менее в своей потере они сами были виноваты, по крайней мере отчасти. Их власть в Далмации всегда носила странный характер. Это единственная область, где у них никогда не было серьезного влияния. С самого начала Далмации попускались тайные сношения с Византийской империей. Поскольку народ неизменно предпочитал далеких невидимых повелителей правителям у порога дома, присутствие венецианцев на побережье всегда вызывало недовольство. Сначала повседневные задачи власти доверялись традиционным местным правителям — князьям и графам, епископам и ректорам. Но постепенно ключевые позиции все чаще и чаще стали занимать венецианцы или их ставленники. Хуже всего, что эти ставленники настояли на освобождении венецианских судов от налога во всех далматских портах. Другое правило, не всегда соблюдавшееся, предписывало далматским торговцам в первую очередь предлагать свои товары венецианцам. Вследствие этого местная торговля только страдала, венецианцы наживали себе врагов, а местное население массово поддерживало венгров.

Избавившись от Далмации, Венеция сохранила свои итальянские владения. Однако стало ясно, насколько легко на них напасть врагам, действительным и потенциальным. Например, Франческо да Каррара, несмотря на неожиданно теплый прием, оказанный ему дожем тем летом, не получил желаемого. До конца года он успел набрать армию из 2000 германских наемников. И несмотря на его уверения, что использовать их предполагается не против Венеции, а против миланских Висконти, венецианцы ощутили тревогу за свое будущее. Чтобы утвердить свое положение, они даже отправили посольство к Карлу IV, дабы тот признал венецианские завоевания на terra firma. Но Карл пребывал в обычном для него дурном расположении духа, и единственным результатом поездки стал арест на обратном пути двоих из трех посланцев герцогом Рудольфом Австрийским за то, что венецианцы в ходе войны с Венгрией разрушили один из его замков. Следующие два года эти двое провели в заточении.

Их коллега, некто Лоренцо Челси, оказался более удачлив — он решил подзадержаться в Ратисбоне, при императорском дворце. Не сделай он этого — тоже оказался бы в австрийской тюрьме, а после смерти Джованни Дольфино 12 июня 1361 года его не выбрали бы дожем Венеции.

Про правление Джованни Дольфино можно сказать (хотя это не вполне справедливо), что ничего интересного, кроме обстоятельств его избрания, за это время не случилось. После удачного бегства из осажденного Тревизо дела его пошли плохо. Бессильный, он мог лишь заседать, в то время как республика уступала напору неприятельской силы и покупала свое спасение ценой унизительного мира. Его дипломатические усилия не принесли плодов. Мог ли в создавшихся условиях другой, более талантливый лидер достичь лучших результатов — большой вопрос. Вряд ли. Дольфино вовсе не был таким немощным, как может представиться предвзятому наблюдателю. Все же у венецианцев осталось мало поводов его вспомнить, о нем напоминает разве что изящной резьбы саркофаг в северо-восточной апсиде церкви Санти Джованни э Паоло.

Лоренцо Челси был выбран дожем не только благодаря тому, что избежал австрийской темницы, но и еще из-за некоторой милости фортуны. По возвращении в Венецию он был назначен на должность «капитана залива», иными словами, командира Адриатического флота. Вскоре он ушел в плавание, и к выборам нового дожа до города дошли слухи, что он одержал важную победу, захватив группу генуэзских корсаров. Это сообщение вызвало шквал радости — первая победа венецианцев за долгое время. Тут же предложили его кандидатуру на пост дожа, и, хотя сообщение впоследствии не подтвердилось, гражданам Венеции не пришлось жалеть о своем выборе.

В третий раз из последних четырех дожа избрали in absentia, в его отсутствие. Это свидетельствует о том, что в те времена многие венецианские аристократы предпочитали жить за пределами города. 21 августа Лоренцо Челси с помпой въехал в Венецию. Он был горд, самонадеян — возможно, это компенсировало ему не слишком благородное происхождение его семьи. Ему нравилась пышность и церемонность, всевозможная избыточность. Говорят, что он закреплял на своей шапочке крест, чтобы его престарелый отец оказывал ему должное почтение. У него также была крупная коллекция чучел животных и птиц и лучшая в городе конюшня.