Стало ясно одно: жители республики стали нацией. Венецию с этого момента больше нельзя рассматривать просто как еще один североитальянский город-государство наподобие Милана, Флоренции или Вероны. Сами венецианцы так считали уже давно, если когда-либо вообще считали иначе. Вот уже почти тысячу лет эти две-три мили мелководья, отделяющие их от материка, не только защищали их от вторжений, но и надежно изолировали от политической жизни Италии, охраняя от войн гвельфов с гибеллинами, города с городом, вечно раздирающих полуостров. Венецию не затронул феодализм с его бесконечными территориальными конфликтами. Исключая периоды кризисов, у венецианцев было время заняться более полезными вещами — обратить внимание на Восток, на Византию и те левантийские и азиатские рынки, которыми питалось ее могущество. Когда Константинополь во время Четвертого крестового похода пал перед католиками, приобретение этих рынков позволило создать торговую империю, протянувшуюся от Восточного Средиземноморья к Черному морю, и обогнать менее удачливых соседей. В этой торговой сфере только два итальянских города составили Венеции серьезную конкуренцию — Генуя и Пиза. Но Пиза быстро ослабла, а Генуя рухнула в 1380 году, после полувековой войны. Теперь, после падения династии Каррара. Венеция почувствовала себя хозяйкой значительной части северо-востока Италии, включая Падую, Виченцу и Верону. На западе подконтрольная ей территория простиралась до берегов озера Гарда. Такую полноправную европейскую державу должен населять народ не хуже, чем в Англии, Франции или Австрии.
Престиж Венеции рос вместе с ее богатством. В 1400 году, хотя Византийской империи оставалось жить еще полстолетия, Константинополь был лишь жалкой тенью некогда великой столицы, а Венеция повсеместно считалась самым красивым городом в мире. Пьяццу и Пьяццетту вымостили брусчаткой — не многие площади Европы могли похвалиться такой роскошью в то время, — они стали местом встречи путешественников с трех континентов. Собор Сан Марко, который в течение трехсот лет с момента его освящения непрерывно украшали, увенчался «готической короной» из мраморных бельведеров и резного растительного узора, изумившей Рескина по прошествии 450 лет.[174]
Завершили и колокольню (хотя в XVI веке ее верхнюю часть перестроили), а на большом южном фасаде Дворца дожей не хватало только крытого балкона в центре, который появился в 1404 году. Новое здание протянулось вдоль Пьяццетты к северу до седьмой колонны, откуда последнее уцелевшее крыло старого здания дворца работы Себастьяно Дзиани доходило до угла базилики. (Его снесли только в 1423 году, и строительство продолжилось.)Дворец дожей, каким мы его знаем сейчас, несомненно, величайшая в мире готическая постройка светского характера. Неудивительно, что он стал примером для постройки готических дворцов по всему городу. Немало из них появились еще в XIV веке, некоторые сохранились и сейчас, к примеру палаццо Сагредо на Большом канале или самый необычный из всех, палаццо Ариан на Сан-Анджело Рафаэле с его филигранными очертаниями почти восточной сложности. За последующие 70 лет сформировалась традиция строительства в готическом стиле, достигшая апогея в «пламенеющих» чертах Ка'д'Оро 1425–1430 годов постройки, самого любимого и запоминающегося венецианского образца дворцовой архитектуры.
С церквями происходило то же самое. Оба великих нищенствующих ордена за полтора столетия так и не достроили свои церкви — францисканскую Санта Мария Глориоза деи Фрари и доминиканскую Санти Джованни э Паоло, хотя работы продолжались. За это время появилось много готических церквей, может быть, чуть меньшего размера, зато лучше украшенных. В середине XIV столетия была построена церковь Мадонны дель Орто, а также Сан Стефано и Кармини, хотя сегодняшний вид их фасадов обрели позже. За следующие полстолетия появились, помимо прочих, церкви Сан Грегорио и Санта Мария делла Карита, теперь принадлежащая Академии. Потом для церквей и дворцов наступила эпоха Антонио Гамбелло, затем Ломбарди и, наконец, Возрождения.
Архитектура Венеции, при всем своем великолепии, еще не достигла той изощренности, которую принес с собой наступающий век. Между блистательными зданиями, перед которыми толпились изумленные путешественники, оставались целые акры свободного пространства. В крайнем случае их занимали фруктовые сады, лодочные навесы и рыбачьи хижины. Даже в самых зажиточных кварталах улицы и площади чаще всего покрывала утоптанная земля, которая зимой превращалась в жижу, а летом постоянно увлажнялась, чтобы было меньше пыли. Свиньи из монастыря Сан Антонио продолжали рыться по всему городу (их свободу ограничили только в 1409 году), а лошади все еще оставались основным средством передвижения. Число лошадей далеко превышало число гондол, и конюшни Микеле Стено считались лучшими в Европе.