История Венецианской республики

Пьетро Орсеоло I стал единственным венецианским дожем — возможно, и единственным главой республики в мире, — которого впоследствии канонизировали. Заслужил ли он этот статус, неизвестно. В пятьдесят лет он оставил жену, ребенка, тяжкие политические обязанности и отправился в монашескую келью. Вряд ли такой поступок посчитали бы сейчас достойным канонизации. С самой юности Пьетро Орсеоло был настоящим аскетом. За короткие два года правления Венецией он проявил себя мудрым и милосердным правителем. Орсеоло принял республику в тяжелом финансовом положении. Кандиано опустошил казну. Догаресса Вальдрада, нашедшая убежище при германском дворе императора Оттона, требовала вернуть свое огромное приданое. Центральная часть Венеции требовала перестройки. Опустошение было таким огромным, что Орсеоло вынужден был перевести правительство в собственный дом, который стоял за обугленным остовом Дворца дожей. Оттуда он каждый день шел пешком — приводить город в порядок. Впервые все венецианцы были обложены церковной десятиной. Вальдрада, которой еще повезло остаться в живых, получила назад свое приданое. Дож пожертвовал большую часть своих личных денег — говорят, он согласился в течение восьмидесяти лет выплачивать каждый год по 8000 дукатов на восстановление Дворца дожей и собора Сан Марко, а также на возведение новой больницы примерно на том месте, где сейчас стоит библиотека Марчиана.[26]

Слишком скоро, однако, на сцену явилась мрачноватая фигура некого Гварини, аббата монастыря Сен Мишель де Кукса, недалеко от Прада во французских Пиренеях.[27] Мы не можем сказать, насколько виновен этот человек за последующие действия дожа. Возможно, он был агентом императорского двора, где неуспокоившаяся Вальдрада выдвинула еще один иск к Венеции, и в этом ей с энтузиазмом помогал зять, Витале Кандиано, патриарх Градо. Возможно, он был просто одним из добросовестно заблуждавшихся средневековых священников, чей идеальный мир ограничивался огромным монастырем. Всю свою жизнь он убеждал то одного, то другого властителя уйти в монастырь. Впрочем, может, Гварини не был ни тем, ни другим.

Петр Дамиани, самый немилосердный из всех святых, считал, что всему виной были угрызения совести самого дожа, которого он обвинял в соучастии в заговоре против его предшественника и в разрушении Дворца дожей. При первом визите Гварини в Венецию в 977 году его увещевания — если действительно они имели место — не возымели действия. Год спустя, однако, под предлогом паломничества в Иерусалим аббат снова приехал, и на этот раз преуспел. Это был плохой год. Оппозиция плела интриги как в самом городе, так и за его стенами. Всем очень не понравилась десятина, и хотя Пьетро Орсеоло платил, как и прежде, он, без сомнения, понял, что щедрость и популярность — две разные вещи. Возможно, он начал подозревать в себе недостаток сил сопротивляться давлению, которое на него оказывалось. 1 сентября 978 года он принял легкое решение и сбежал. Под покровом темноты, в сопровождении зятя, Джованни Морозини, и некого Градениго — скорее всего, того, кто похоронил трупы Кандиано за два года до этого, — он перебрался через лагуну в Сант-Иларио, где их уже поджидали лошади. Перед побегом он сбрил бороду и ушел никем не узнанный. Через несколько недель бывший дож был уже в безопасности, в аббатстве своего друга. Он прожил там еще девять лет, там же. вплоть до 1732 года, хранилось его тело. В том году после канонизации его мощи по приказу Людовика XV вернули в Венецию.

Правление приемника Орсеоло, слабого и, возможно, больного Витале Кандиано,[28] было лишь междуцарствием. Пробыв четырнадцать месяцев в этой должности, он удалился в монастырь и оставил трон еще одному члену своей семьи — Трибуно Меммо, или Меньо. Сказать о нем нечего, разве только что он был неплохим огородником и зятем убитого Пьетро. Этот факт не помешал ему после вступления в должность в 979 году объявить всеобщую амнистию тем, кто сбежал после убийства. Но если он надеялся тем самым восстановить мир в лагуне, то это ему не удалось. Венецию по-прежнему раздирала междоусобная борьба двух главных партий, сторонников Восточной или Западной империй. С одной стороны были Морозини, защитники старых связей с Византией, с другой — Колоприни, надеявшиеся на Западную империю и ее энергичного молодого императора Оттона II.