История Венецианской республики

Во владениях его католического величества раздавались вопли ужаса и отвращения. В Мессине взбешенный дон Хуан Австрийский сорвал знамя лиги с верхушки мачты и поднял испанский флаг. Насколько прав был Филипп, говорили его подданные, что не доверял этим венецианцам; они обязательно предали бы его, раньше или позже. Все было так, как если бы победа при Лепанто никогда не была одержана.

На самом деле так и было. Несмотря на все ликование, веселье и шум, а также создание великой легенды о Лепанто, которая сохранилась по сей день, истина заключается в том, что одно из самых прославленных морских сражений, как оказалось, не имело какой-либо долговременной стратегической важности. Но те, кто сокрушался громче всех, могли винить только себя.

Правление дожа Альвизе Мочениго началось с двойного несчастья: провала экспедиции 1570 года и потери Кипра. Затем был триумф Лепанто, который мгновенно поднял дух венецианцев от полного упадка до уровня экзальтации, возможно не имеющей себе равных на протяжении всей истории республики. Старому дожу довелось править и во время еще одного взрыва народного ликования, и во время катастрофы, которая была еще страшнее, чем предыдущая, прежде чем его короткое, но богатое событиями правление подошло к концу.

Первым из этих событий был визит двадцатитрехлетнего короля Франции Генриха III, который посетил Венецию в июле 1574 года. Обстоятельства были, мягко говоря, необычными. Только в феврале этого года — благодаря интригам своей матери, Екатерины Медичи, — Генрих был коронован королем Польши. В мае, однако, неожиданно умер его старший брат, Карл IX, и Генриха срочно вызвали в Париж, где его ждала корона Франции. Опасаясь недовольства своих польских подданных — службе которым он посвятил свою жизнь всего три месяца назад, — он бежал из своего нежеланного королевства переодетым и под покровом темноты (на случай необходимости прихватив с собой бриллианты из польской короны, которые оценивались в 300 000 экю) и не останавливался до тех пор, пока не добрался до империи. Оттуда, после недолгого пребывания в Вене с императором Максимилианом, он отправился в Венецию.

Со времени заключения сепаратного мира с султаном и последующего отдаления от Испании и империи отношения Венеции с Францией приобрели первостепенную важность; и венецианцы, никогда не упускающие возможности устроить зрелище, решили устроить Генриху такой прием, который он запомнил бы надолго. В Маргере, на материке, короля встретили шестьдесят сенаторов в малиновых бархатных одеяниях; оттуда на флотилии позолоченных гондол Генриха доставили в Мурано, где его ожидал почетный караул из шестидесяти алебардщиков, одетых в сделанную специально для этого случая форму, содержащую национальные цвета Франции, а также сорок юных потомков самых знатных семейств Венеции, которые были личной свитой Генриха во время его визита. Его торжественный въезд в город был запланирован на следующий день; тем же вечером, однако, он сумел незаметно ускользнуть, завернувшись в черный плащ, чтобы тайно попутешествовать по каналам.

На следующее утро дож Мочениго торжественно прибыл в Мурано, и два правителя вместе по воде отправились в Лидо, где прошли под триумфальной аркой (для этого случая сконструированной Палладио и расписанной Веронезе и Тинторетто) и вошли в церковь Сан Николо для торжественной мессы.[263] После окончания службы они снова вступили на парадную барку и проплыли через Бачино и вверх по Большому каналу к палаццо Фоскарини, которое, вместе с соседним палаццо Джустиниани, было задрапировано малиновым бархатом с золотым шитьем и лазурным шелком, вышитым лилиями в честь молодого короля Франции. В течение следующей недели дни и ночи напролет Генриха очаровывали. Все законы, ограничивающие потребление предметов роскоши, были временно отменены; венецианскую аристократию поощряли надевать самую роскошную одежду, самые дорогие драгоценности. Проводились пиры и парады, представления актеров, танцоров и акробатов. Французского короля сделали почетным членом сената, и он присутствовал на одном из заседаний. Прибыли стеклодувы из Мурано и выставили свои изделия под его окнами. Он призвал Тициана, которому тогда было девяносто семь лет, и позировал для Тинторетто. Он даже улучил время, в один из немногочисленных свободных моментов, чтобы воспользоваться благосклонностью самой популярной венецианской куртизанки, Вероники Франко — выбранной, как говорили, после старательного просмотра альбома миниатюр, который специально для этого королю показала синьория. Но венецианцы также были твердо намерены показать ему, что они живут не только ради красоты и удовольствий. Однажды рано утром они проводили его в Арсенал, чтобы показать киль заложенного корабля. Тем же вечером, на закате, они привели его обратно: там был тот же самый корабль, спущенный на воду со стапеля, готовый к действиям — полностью оснащенный, полностью вооруженный и полностью обеспеченный провиантом.