Как произведение искусства, нужно честно признать, мост лишен отличительных особенностей. Большинство людей испытывают по отношению к нему неясные нежные чувства, как и к любой другой широко известной достопримечательности, и — справедливо — поднялся бы всеобщий шум, если бы поступило предложение как-то его переделать. Поэтому, так или иначе, мост принят людьми. Его широкая известность не дает заметить недостатки — непропорциональность, странное ощущение неустойчивости конструкции, грубость деталей. Тем лучше. Только изредка мы внезапно, неожиданно, на долю секунды, видим его заурядность; но в такие моменты трудно не чувствовать мгновенного укола сожаления о том шедевре, который Венеция могла бы иметь, если бы было позволено творить гению.
Глава 39
ПОСЛЕДНЕЕ ОТЛУЧЕНИЕ
(1595–1607)
Мы не можем понять, как возможно притязать, чтобы свободному государству, такому как наша республика, свободная от рождения и как таковая милостью Божьей просуществовавшая 1200 лет, не позволялось бы принимать те меры, которые оно считает необходимыми для защиты государства, когда они никоим образом не причиняют вреда правлению других государей.
Примерно в двухстах ярдах от моста Риальто, на восточной стороне Большого канала, принижая соседние здания, находящиеся на каждой из сторон канала, возвышается громада палаццо Гримани. Начатое Микеле Санмикели в 1556 году, это здание никоим образом не является самым прекраснейшим из дворцов Венеции, но по размерам и масштабу, а также благодаря исключительному великолепию фасада в стиле высокого Возрождения оно, без сомнения, одно из наиболее впечатляющих. Из-под огромных свай дворца его владелец, Марино Гримани, — восемьдесят седьмой дож Венеции,[272]
во время правления которого республика вошла в XVII век, — 26 апреля 1595 года отправился по воде на церемонию своего возведения на престол.Как видно из его образа жизни. Марино Гримани был одним из богатейших людей Венеции. Богачи, будучи щедрыми, всегда становились популярными дожами; и хотя избрание Гримани было исключительно затянувшимся и потребовало семидесяти одного голосования в течение трех с половиной недель, народ воспринял его с большим ликованием. Люди не были разочарованы: в отличие от своего предшественника, новый дож во время своей церемониальной процессии вокруг пьяццы Сан-Марко буквально забросал их золотыми монетами, его жена и сыновья в то же самое время бросали монеты полными горстями из окон своего дворца. Последовали обычные цветистые речи, одну из которых, согласно записям, произнес некий Дионизо Лаццари, шести лет от роду. Всем беднякам города раздавали бесплатный хлеб и вино в неограниченном количестве. Неудивительно, что праздник продолжался далеко за полночь.
Но даже эта расточительность померкла по сравнению с той суммой, которую Гримани потратил два года спустя — время, необходимое для соответствующих приготовлений, — на коронацию своей жены. Оказание такой высокой чести было в Венеции редкостью; прежде она была оказана всего дважды: супруге Паскуале Малипьеро в 1457 году и супруге Лоренцо Приули в 1556 году. Однако ни одна из прошлых церемоний не могла сравниться по великолепию с той, что прошла в мае 1597 года. Сначала догаресса, одетая в золотую парчу, в сопровождении более чем 200 дам в роскошных платьях, специально сшитых для этого случая, была официально препровождена в собор на благодарственный молебен, после которого она поднялась на балкон своего дворца, чтобы наблюдать за грандиозной процессией всех девятнадцати гильдий города. Затем последовал роскошнейший пир в зале Большого совета. Торжества продолжались три дня; еще больше пиров, еще больше процессий, танцующих при свете факелов на пьяцце Сан-Марко и на наплавных мостах на Большом канале, и даже военно-морской парад, закончившийся регатой, который был немного омрачен непогодой и в котором участвовали корабли из Англии, Голландии и Фландрии. Было подарено множество дорогих подарков, догаресса раздавала особые монеты со своим изображением и, среди прочего, получила золотую розу от папы Климента VIII.