История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

Любой краткий очерк истории венгерской литературы эпохи дуализма должен бы начинаться с автора либретто для оперетты Штрауса «Цыганский барон» — Мора Йокаи, «великого рассказчика» и одного из последних гигантов «мартовской молодежи» 1848 г. Он был самым известным и самым читаемым венгерским писателем своего времени как в стране, так и за ее пределами. Сто томов его собрания сочинений (202 произведения), опубликованных в 1894–98 гг., знакомят читателя со всеми периодами истории Венгрии: турецкое иго; война за независимость под предводительством Ракоци; период, отмеченный стремлением Габсбургов создать единую централизованную империю; «эпоха реформ» и революция 1848 г.; а также ускоренное общественное и промышленное развитие страны во второй половине XIX в. Понятно, что героическая и патриотическая тематика привлекала особое внимание талантливого писателя-романтика, хотя его чрезмерный оптимизм, вера в гармонию и торжество гуманизма уже начинали восприниматься как некий самообман на фоне быстрых и грозных перемен в окружающем мире. Историческая тематика привлекала также одного из более молодых авторов — Гезу Гардони. В романах, рассказах и пьесах Ференца Херцега речь в основном идет о современном автору среднепоместном дворянстве: его герои часто бывают легкомысленны, ветрены, даже безответственны, но они все равно вызывают чувство искренней симпатии как подлинные представители венгерской нации, носители ее идей и ценностей. Самым талантливым учеником Йокаи, мастером сюжета и вставных новелл-анекдотов стал Калман Миксат. Подобно Йокаи и Херцегу, он в течение нескольких десятилетий был депутатом парламента, однако личный опыт участия в политической жизни страны имел следствием ярко выраженное критическое отношение писателя к правящей элите: образы некогда могущественных и уважаемых аристократов (герои, обладающие неоспоримо цельными натурами у Йокаи и приобретшие черты благородной богемы под пером Херцега) в поздних его произведениях становятся коррумпированными политиками или откровенными охотниками за приданым, изображаемыми со все более горькой иронией.

Критические ноты появляются и в повествованиях о деревенской жизни, всегда бывшей в национально-романтической литературной традиции символом чистоты и гармонии с природой. Не лишенные социологизма романы и рассказы Ференца Моры и других писателей обращают внимание читателя на процессы глубокого социального расслоения в сельском населении и на повсеместную нищету большей части венгерского крестьянства. Особенной правдивостью и художественной глубиной отличается реалистическая, даже натуралистическая проза Жигмонда Морица, повествующая о беспросветной жизни деревенской бедноты, полностью изверившейся и готовой в беспрестанной борьбе за землю даже на подлость, о равнодушии к неудачникам со стороны тех, кто сумел хоть немного над ними приподняться. Городская жизнь, т. е. существование в основном средних классов, также обрела своих бардов, воспевавших ее с глубокой симпатией или же весьма критически. Шандор Броди, прирожденный бунтарь, в подражание Золя создавал натуралистическую прозу, которая раздражала вкусы «христианско-венгерской», добропорядочной публики, равно как и филистерского нового среднего класса. Енё Хелтаи эпатировал консервативного читателя своими легкими, фривольными рассказами о повседневной жизни артистов мюзик-холла, журналистов, танцовщиц кабаре и прочей богемы, собиравшейся в театрах и кафе. Однако самым знаменитым представителем этой городской прозы стал романист и драматург Ференц Молнар. Его картинам жизни современного города почти не свойственны иконоборчество и излишний пафос, а его ирония остроумна и сдержанна. Он мастерски владеет искусством изображения характеров и непревзойденной в его время сценической пластикой, благодаря чему его пьесы с успехом шли и на Бродвее. На редкость универсальным писателем, хорошо знавшим и жизнь большого города, и быт провинциальных маленьких городков, умевшим рассказать обо всем на свете с удивительным очарованием и мастерством, был Дьюла Круди.