История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

В значительной мере, по этой причине в законодательном собрании страны уменьшилось число крестьян и представителей свободных профессий, тогда как, напротив, земледельцев и чиновников, опять вернувшихся к активной политической деятельности, как показали выборы мая — июня 1922 г., заметно возросло. Бетленская Партия единства (образованная на основе Партии мелких сельских хозяев) набрала 60 % голосов, очень облегчавших жизнь ее лидерам в парламенте, причем среди ее депутатов теперь была лишь малая часть входивших в прошлый состав депутатского корпуса. Таким образом, политика консолидации, проводившаяся Бетленом, привела к созданию относительно устойчивой политической системы, просуществовавшей вплоть до гитлеровской оккупации страны в марте 1944 г. Венгрия стала парламентским государством с сильными элементами авторитаризма и при гегемонии в политической структуре партии власти, что имело следствием антидемократическое использование институтов, сохранившихся в стране с либеральной эры. Правительство признало законную оппозицию, состоявшую из левого крыла социал-демократии, буржуазных либералов во главе с Вилмошем Важони — позднее с Кароем Рашшаи — и обновленной после 1930 г. Партии мелких сельских хозяев. Правая оппозиция была представлена различными группами христианских социалистов и правыми радикалами, в частности «защитниками расы», руководимыми Гёмбёшем, который вышел из проправительственной партии в 1923 г. Однако основная борьба политических взглядов и интересов происходила не на сессиях парламента, а во время проведения конференций правящей партии, так как ее решения редко когда могли быть изменены оппозицией, сколь бы решительно она их ни критиковала. То, что у оппозиции практически не было шансов прийти к власти и проводить свою политику, также являлось специфической особенностью установленной в Венгрии системы правления. Конечно, бастионы, ограждавшие власть от левой угрозы, были более неприступны, чем укрепления справа, и связи, установившиеся в 1919–20 гг. между консерваторами и экстремистами-контрреволюционерами, никогда не обрывались до конца. Именно это обстоятельство в совокупности с «трианонским синдромом» обусловило создание и преобладание в обществе в течение всего периода хортизма атмосферы самовлюбленности, патриотической увлеченности всем национальным, исконно венгерским, легко оборачивавшейся шовинизмом и расизмом. И, тем не менее, режим Хорти существенно отличался и от германского нацизма, и от итальянского фашизма, поскольку никогда не мобилизовывал массы на революционную борьбу с феодальными и аристократическими пережитками политической системы. Несмотря на различного рода ограничения в области свободы слова, хортизм никогда не прибегал к систематической регламентации прессы и культурной жизни в целом, равно как и не требовал от каждого рядового гражданина доказательств идеологической преданности.

Восстановление политической устойчивости, безусловно, зависело также от доверия людей к мерам правительства по спасению национальной экономики. В конечном счете, все общественные потрясения 1918–20 гг. были обусловлены экономическими причинами. Бедственное положение простых людей, жизненный уровень большинства которых составлял 20–40 % от довоенного показателя, делало их совершенно беззащитными перед разного рода политическим экстремизмом и социальной демагогией. Сразу после окончания войны в стране треть трудоспособного населения оказалась безработной, тогда как административный аппарат, рассчитанный на государство, втрое превосходившее по размерам послевоенную Венгрию, сохранился полностью, по-прежнему насчитывая 200 тыс. государственных служащих. К 1920 г. сельскохозяйственное производство сократилось наполовину, а промышленность выпустила лишь 35 % от продукции, произведенной в 1914 г. Инфляция уже во время войны сильно ударила по карману венгров, однако к концу 1920 г. покупательная способность венгерской короны составляла лишь 10 % от ее стоимости в середине 1919 г., а к концу 1923 г. она еще уменьшилась до 0,3 %.