В IV в. наиболее острой формой социальной борьбы являлась религиозная. Все проявления недовольства существующим строем, все поиски выхода из тяжелых обстоятельств — как реакционные, так и прогрессивные, как реальные, так и утопические — облекались в религиозную форму. В разных районах Римской империи функционировали всевозможные религиозные общества, которые часто являлись по сути дела объединениями врагов римского господства. Чувство, обреченности всего общественного строя породило эсхатологические ожидания, чреватые социальными взрывами. В этих условиях только религия могла установить обязательные для верующих догматы, которые были бы совместимы с существующим общественным порядком. Оформление такой религии было необходимо для смягчения социальных взрывов в период краха рабовладельческого общества. Для придания устойчивости правопорядку, основанному на частной собственности, единство мировоззрения было столь же важно, как и единство норм гражданского права. Упрочение эксплуататорского строя было невозможно без того, чтобы господствующими идеями не стали идеи господствующего класса.
Естественно, что в политике Константина и его преемников религиозный вопрос оказался наиболее тревожным и настоятельно требовавшим разрешения. Церковь должна была сама и при поддержке правительства пресекать проявления всех опасных для господствующего класса настроений народных масс.
С помощью язычества нельзя было осуществить контроль над мировоззрением: язычество не имело устойчивой догматики, канона священных книг, ему была незнакома борьба с ересями. Оно не годилось в качестве мировой религии. Напротив, христианская церковь обладала уже вековым опытом борьбы за «чистоту» вероучения, опытом фанатичного преследования инаковерующих в рядах своих собственных приверженцев; христианство очень легко воспринимало синкретические элементы старинных местных верований, включавшихся в новое единое мировоззрение. Однако к моменту создания ранневизантийского государства христианская догматика еще не была окончательно установлена.
Всю историю правления Константина и его преемников в. IV в. заполняют богословские споры, связанные с арианской «ересью». Арианство зародилось в Александрии, в условиях сложной я противоречивой внутренней жизни самого крупного производственно-товарного центра древнего мира. Экономическая мощь Александрии совершенно не соответствовала политической придавленности ее населения. Горожане Александрии хотели использовать христианскую церковь как орудие приобретения автономии в руководстве местными делами.
Большую роль в формировании церковных направлений играла и социальная борьба в городе. Его трудовое население находилось под гнетом собственной знати. В начале IV в. демократические круги Александрии поднялись против аристократии, и именно это движение оказалось на первом плане. Арий — пресвитер из демократических религиозных общин — выступил против архиепископа Александра, избранного богатой верхушкой Александрии; при этом Арий стремился найти поддержку в народе. Написанные им гимны были рассчитаны на матросов, грузчиков, ремесленников. В своих проповедях Арий стал нападать на богословские догматы официальной александрийской церкви. Он обвинил епископа Александра в савелианской ереси (Савелий учил, что бог троичен только по названию: как существо небесное он именуется отцом, в проявлениях своей воли на земле — сыном, а как творец, чья божественная сила выявляется в его творениях, — духом святым). Александр в свою очередь обвинял Ария в ереси Павла Самосатского, согласно воззрениям которого Христос родился не богом, а простым человеком, позднее осененным божественной мудростью. Такого рода обвинение станет понятно, если учесть, что, по утверждению Ария, Христос-Логос не равен богу, но является его творением. На самом деле, однако, взгляды Ария не имели ничего общего с представлениями о Христе как обыкновенном человеке. По мнению Ария, Христос был подлинным божественным Логосом, но поскольку он сын божий, постольку, следовательно, было время, когда он не существовал. Логос — предвечен, но не вечен; он «меньше» отца, ибо имеет свое «начало». Арий рассуждал по-своему логично: богослов, признающий Логос не имеющим начала, вынужден отвергнуть и причину его появления, иначе говоря, вынужден отказаться от представления о рождении бога-сына. С этой точки зрения, следовательно, Логос не рожден, и, значит, бог-отец — не отец, а бог-сын — не сын.