История Византии. Том II

Константинополь VIII–IX вв. являлся в основном потребляющим, а не производящим центром: правительство стимулировало не вывоз местных товаров, не «захват рынков», а ввоз продовольствия, иноземных предметов роскоши, тканей, специй, металлических изделий[75]. Благосостояние города зиждилось не столько на его развитом производстве, сколько на его исключительной роли административного центра. На первых порах это создавало существенный стимул для поддержания ремесла и торговли, но в дальнейшем определило экономическую слабость Константинополя, не выдержавшего конкуренции с итальянскими городами-республиками.

Шелковая ткань. VIII в. Музей Виктории и Альберта. Лондон

Если провинциальные города (особенно окраинные) рано проявили тенденцию к децентрализации, то население Константинополя, наоборот, было заинтересовано в поддержании целостности Византийской империи, ибо налоги, взимаемые централизованно, составляли в конечном счете материальную предпосылку благосостояния и константинопольских вельмож, и городского плебса.

Таким образом, Византия пережила заметный экономический спад; значительная часть городов аграризировалась, превратилась в крепости, денежное обращение сократилось, ремесло и торговля сворачивались. Но все это не означало исчезновения города: немало городских центров пережило позднюю Римскую империю, а ремесло сохранило античные технические приемы. Город играл в Византии VIII–IX вв. более значительную роль, нежели в те же столетия на Западе, причем совершенно исключительным было место Константинополя, столицы империи. Византийский город вошел в средневековье «в готовом виде», т. е. как центр товарного производства и культуры.

Государственный строй (Кира Александровна Осипова)

Несмотря на то, что преобразования в византийской деревне привели к краху старых аграрных порядков и распространению свободной общины; несмотря на аграризацию значительной части городов и сокращение товарного производства; несмотря на то, что экономическое развитие Византии в общем и целом напоминало развитие Западной Европы, политическая структура не подверглась здесь коренным преобразованиям, старый государственный механизм не был сокрушен. Византия унаследовала государственный аппарат Римской империи, сложившийся в иных экономических условиях.

Действительно, что могло быть более противоречивым: страна, распадающаяся на множество мелких общин, лежащих в горных долинах, самой природой изолированных от окружающего мира; страна, где господствовало натуральное хозяйство и где лишь несколько городских центров поддерживало товарное производство и традиции римского права — и вместе с тем централизованный государственный аппарат со множеством чиновников, получающих жалование в деньгах, с четким разграничением гражданских и военных функций, с развитой податной системой. Сохраненный в новых условиях старый государственный аппарат все отчетливее превращался в самостоятельную силу, действовал в интересах узкой группировки чиновничества.

Подобное положение поддерживалось спецификой структуры господствующего класса. Основные группировки позднеантичного мира — сенаторская знать и куриалы — сошли на нет, новые, феодальные сеньоры еще не явились на свет, поскольку не создалась сеньориальная форма эксплуатации и не сформировались феодальные институты. Господствующий класс распадался на разнородные группы, ни одна из которых не обладала достаточной мощью, чтобы взять в свои руки управление государственным аппаратом: сельская аристократия, фемная знать, городская верхушка — все эти силы не были консолидированы, не стали наследственными, не превратились в замкнутые сословия. Используя их противоречивые интересы, служилая знать, окружавшая императора, могла лавировать и сохранять видимость независимости[76].

Разумеется, смутное VII столетие принесло с собой известные тенденции к децентрализации, к ослаблению государственного аппарата. Прежде всего ослаб податной гнет. Уже при императоре Маврикии налоговое бремя было сокращено на одну треть. Старый поземельно-подушный налог, установленный реформами Диоклетиана и Константина, по-видимому, исчез в конце VII в.[77] Сельская община «Земледельческого закона» платит лишь так называемые экстраордина. Термин «экстраордина» — не новый. Экстраордина взимались в ранневизантийский период и сохранялись в завоеванном арабами Египте по крайней мере до VIII в. Но в арабском Египте, как и в ранней Византии, экстраордина были одним (и отнюдь не главным) видом обложения: население платило там денежный налог (χρυσιχα δημοσια), распадавшийся на поземельную и подушную подать, налог хлебом, различные пошлины и экстраордина[78]. «Земледельческий закон», напротив, говорит об экстраордина как о единственном или, во всяком случае, наиболее важном виде обложения. Вместе с тем исчезли многие принудительные повинности, характерные для империи IV–VI вв.: монополии, эпиболэ, принудительная доставка продуктов.