История Византии. Том III

«Тебе, младенец-государь, тебе, о цвет престола,
У бога молит всяких благ седой монах Никифор.
О чадо солнца светлого, луны прекрасной чадо,
Двойного света ты нам луч, двойного блеска отблеск.
Ведь ты имеешь от отца ума напечатленье,
А чистоты высокий дар — от матери родимой.
Христос есть Девы чистой сын, ты — сын жены чистейшей.

Христов Отец — верховный Ум, вселенский миродержец,
Отец же твой среди людей умом по праву первый.
Христов Отец над миром всем есть властный самодержец,
Христос есть Царь и сын Царя; и твой удел таков же.
Как некогда Христа волхвы, так мы тебя искали…»

Все же для интеллектуальной атмосферы никейского кружка показательно, что в льстивых стихах Влеммида прославлялись духовные качества властителя (в какой мере это соответствовало истине, дела, конечно, не меняет). Слишком простонародная форма «политического» стиха кажется для Никифора не вполне органичной, неадекватно передающей строй его мыслей; и в самом деле, от него дошло также большое стихотворение, воспевающее Сосандрский монастырь гексаметром («гомеровская» дикция в этой маленькой поэме также выдержана). Из классических размеров он пользовался и триметром.

Другой наставник Феодора II Ласкариса, Георгий Акрополит, был лет на 20 моложе Влеммида. Важнейшее сочинение Акрополита — «Хроника»[673]

, излагающая события от начала осады Константинополя в 1203 г. до его возвращения в 1261 г. (см. выше). Стиль ровен, ясен, хотя несколько скучноват. Сам Георгий выставляет в качестве своей программы полную беспристрастность: «Писать историю должно не то что без зависти, но без всякого недружелюбия или пристрастия, единственно ради самой истории, дабы не предать бездне забвения… чьи бы то ни было дела, безразлично, хорошие или худые…»[674].

Кроме того, Акрополит занимался богословской полемикой (все на ту же неизбежную тему об исхождении святого духа), писал речи, составил стихотворное вступление к письмам Феодора II Ласкариса; но до подлинной поэзии он поднялся только один раз — когда писал стихи на смерть Ирины, дочери Феодора I Ласкариса и жены Иоанна III Дуки Ватаца. Собственно говоря, перед нами снова придворное стихотворение «на случай», но в нем неожиданно открывается такая прочувствованность и человечность, какую нелегко отыскать в светской византийской поэзии. Так, Ирина вспоминает свое счастье с Иоанном, причем подчеркивается, что это был именно брак по любви:

«Во цвете лет девических судьба дала
Мне разделить и ложе, и властительство
С таким супругом! Стать его державная
Изобличала сразу благородства блеск —
Ведь был он Дукой, мужем крови царственной!

Он был как бы второй Давид по кротости,
Как бы Самсон — по мощи необорных рук.
И с ним я сочеталась, с юным — юная,
И по любви взаимной мы в одно слились.
Связало нас законное супружество,
Но крепче страсть связала обоюдная:
Супружество смесило нас в едину плоть,

Любовь же душу нам дала единую!
Да, я любила страстно, он — еще сильней,
Да, я дарила радость и брала ее!
Он был мне близок, как очей сияние,
Но я ему — дороже, чем сиянье глаз,
Усладой сердца, духа подкреплением!
Да, в том, как щедро дивный был украшен брак,
Душа и плоть имели долю равную…»[675].