История Византии

Из числа предводителей Первого крестового похода был один, которому Алексей Комнин особенно не доверял. Боэмунд, ныне князь Тарентский, являлся самым старшим сыном Робера Гвискара — который, не стань он жертвой эпидемии, исключительно удачно случившейся двенадцать лет назад, теперь вполне мог бы вместо Алексея занимать византийский трон. Тот факт, что Робер развелся с матерью Боэмунда, дабы жениться на грозной Сикелгаите, и впоследствии оставил свои итальянские владения сыну от второй жены — Роже Борее, делали фигуру Боэмунда особенно опасной: не имея никаких надежд заполучить что-либо в Италии, он мог положить глаз на любые территории Востока. Ко всему прочему, его военная репутация не имела себе равных в Европе.

Когда император принял князя на следующий день после его прибытия, то Боэмунд признал, что раньше был настроен к Алексею враждебно, но теперь прибыл как друг. Боэмунд сразу же согласился дать клятву верности. Князь знал и понимал греков, владел их языком и, в отличие от многих крестоносцев, хорошо осознавал, что успех похода зависит от того, будет ли василевс на его стороне. Держа эту мысль в сознании, Боэмунд под страхом смертной казни запретил своим солдатам грабежи и насилия на пути к Константинополю. Две недели спустя Боэмунда с его армией переправили через Босфор, Алексей же занялся следующим гостем.

Раймунд IV де Сен-Жиль, граф Тулузы и маркиз Прованса, был самым старым, самым богатым и самым знаменитым из крестоносцев. И самая крупная из регулярных армий крестоносцев принадлежала ему — она насчитывала около 10 000 человек. Хотя Раймунду было уже под шестьдесят, он стал первым аристократом, взявшим крест в Клермоне — то есть нашившим на свою одежду символический крест, означавший принятие на себя соответствующих обязательств. Раймунд публично поклялся никогда не возвращаться на Запад. За ним последовали жена, сын Альфонсо и его друг епископ Пюисский Адемар, которого папа Урбан благословил осуществлять духовное водительство во время Крестового похода. Не приходится особо сомневаться в том, что, подобно Боэмунду, Раймунд жаждал побед и трофеев, однако, в отличие от князя Тарентского, не пытался контролировать своих людей, чья склонность к повальным грабежам и изнасилованиям не раз приводила их к конфронтации с имперским эскортом. С самого начала Раймунд ясно дал понять, что не имеет намерения давать Алексею клятву; вот если бы василевс принял командование крестоносной армией на себя, то он был бы счастлив служить под его началом. Алексей ответил, что при всем своем желании возглавить Крестовый поход, в нынешней неспокойной ситуации не может покинуть империю. Наконец граф согласился дать несколько иную клятву — хранить уважение к жизни и чести императора. И Алексей благоразумно принял ее — осознавая, что это самое большее, на что он мог надеяться.

Четвертую — и последнюю — экспедицию Крестового похода возглавил Роберт, герцог Нормандский, старший сын Вильгельма Завоевателя: он выступил в сентябре 1096 г. С ним вместе выехал его зять Стефан, граф де Блуа, и его двоюродный брат Роберт II, граф Фландрский; под знамена этих трех деятелей встало множество известных аристократов и рыцарей из Нормандии, Бретани и Англии. Для них не составило проблемы принять присягу верности; вообще крестоносцев впечатлила щедрость императора — высокопородность лошадей, качество еды и изысканность шелковых одежд, которыми их одаривали. Рядовой состав был облагодетельствован не столь щедро, однако все, кто хотел, могли проходить в город группами по шесть человек, чтобы осмотреть достопримечательности и помолиться в главных святынях. Через две недели этот отряд, как и предыдущие армии, переправился через Босфор и далее проследовал к Никее, где соединился с прибывшими ранее войсками.

Легко можно представить облегчение Алексея Комнина, наблюдавшего за отплытием последних крестоносцев. Впрочем, во время постоя произошло лишь несколько неприятных инцидентов — благодаря принятым мерам предосторожности крупных конфликтов удалось избежать. К тому же все представители крестоносцев за исключением Раймунда, с которым император пришел к частному соглашению, дали клятву верности; и даже если бы впоследствии они нарушили ее, это только усилило бы моральные позиции Алексея.