История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III

«Ваше отеческое блаженство знает, как и большинство вашей святейшей церкви нашего древнего Рима, что с того самого времени, как Бог повелел нам самодержавно царствовать, много раз некоторые заявляли желание возбудить движение и прения между частями вашей святейшей церкви и затем между частями всей Святейшей Великой Церкви Божьей, по поводу спорных выражений в одном из догматов благочестия. Но мы препятствовали этому, почитая это неблаговременным, и зная, что из частного прения не только не может произойти согласия относительно спорного предмета, но зло только увеличится».

Из этих слов совершенно очевидно, что императором двигал тот же мотив, который ранее был озвучен в «Типосе» Константа II. Как отец, так и сын крайне негативно относились к частным спорам по такому важному предмету, как тайна Боговоплощения. Конечно, рецепт преодоления раскола был известен — Вселенский Собор. Но в условиях тяжелейшей войны его созыв был едва ли возможен. Наконец, как посчитал Константин IV, время для Вселенского собрания пришло: «Мы поручили себя Богу нашему, провидящему лучшее о нас, в полной уверенности, что в то время, когда Его благость повелит быть исправлению самого существенного, Он дарует нам благоприятные обстоятельства для общего собрания обоих престолов, дабы, сообразуясь с определениями пяти Соборов и объяснениями Святых Отцов, они достигли непоколебимого убеждения и соединились в единые уста и единое сердце для прославления пречестного имени Бога нашего»[758]. Благоприятные обстоятельства наступили, и поэтому император повелел собрать его.

Почему же это объяснение, данное в письме Римскому епископу, посчиталось благозвучным, а аналогичная мысль, изложенная ранее в «Типосе», подверглась остракизму со стороны апостолика? По-видимому, главным образом, по той причине, что в этот раз император запросил мнение понтифика по данному вопросу, а не пытался поставить его, как говорится, «перед фактом».

Впрочем, Константин IV многого и не обещает папе. Как следует из послания, он лишь заранее не пытается предугадать, чем завершится обсуждение догматического вопроса и гарантирует, что посланцам папы будет обеспечена возможность высказать мнение апостолика. «Настоящая наша благочестивая грамота будет охраною для тех, кои придут от лица Вашего престола. Свидетель Бог Вседержитель, что мы не относимся пристрастно к какой-либо части Церкви: мы сохраним равенство той и другой, никоим образом и ни в чём не делая принуждения тем, кои присланы будут от Вас, примем их со всякой честью, подобающим почётом».

Как истинный глава Кафолической Церкви, царь беспристрастно и объективно размышляет о причинах раскола, не пытаясь переложить вину на кого-то, но и не скрывая некоторых весьма неприятных для Рима обстоятельств. Так, император недвусмысленно отмечает, что вина в прекращении общения Римской и Константинопольской церквей лежит не только на восточных патриархах, но и на некоторых понтификах, мнение и поведение которых кажутся ему сомнительными.