История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III

Всё началось на ипподроме утром, в воскресенье, 11 января 532 г. В перерыве между двумя заездами на трибуне «зелёных» поднялся человек и обратился с речью к императору, присутствовавшему здесь же. Правильно обращают внимание на то, что это было далеко не случайное, хотя и оставшееся для истории безымянным, лицо. Зная размеры ипподрома и представляя гул, стоявший на нём в ходе соревнований, можно с уверенностью сказать, что это был заранее подготовленный глашатай. Он громко обвинил св. Юстиниана в том, что его права, как римского гражданина, нарушены, а царь бездействует, покрывая преступников. Император попросил назвать имя обидчика — им оказался один из вельмож, состоящий в близком круге василевса. Иными словами, глашатай фактически обвинил самого государя, подчеркнув, что покровительствуемые царём лица находятся вне закона. Император опроверг обвинения и открыто заявил, что выступление «потерпевшего» подстроено, но «зелёные» дружно закричали, будто им в действительности угрожает опасность, и они ищут защиту у царя. Император опять возразил, что никаких признаков надвигающихся для прасинов бед он не видит, и в общей суете и неразберихе все оставили ипподром и разошлись.

Хотя утреннее происшествие закончилось ничем, уже в полдень произошли более тревожные события. Казнили семерых преступников, двое из которых принадлежали к партиям «синих» и «зелёных». Каким-то чудом они остались живы, вырвались из рук палача, и их немедленно укрыли монахи в монастыре Святого Лаврентия. Отметим это слишком удивительное, чтобы признать его случайным, стечение обстоятельств. Профессиональный палач почему-то не смог умертвить свои жертвы, и они оказались представителями двух ипподромных партий, а не рядовыми обывателями. Так или иначе, но попытки префекта города арестовать скрывшихся преступников не принесли успеха[158].

Через день, 13 января, публика вновь собралась на ипподроме, и невооружённым глазом было видно, что представители обеих партий успели сговориться между собой, проявляя подозрительное единодушие. В перерывах между заездами они поочередно кричали в сторону императора, чтобы тот помиловал спасшихся преступников, но император ответил, что не видит причин вмешиваться в правосудие. И чем более напирала толпа и примкнувшие к ней обыватели, тем твёрже был отрицательный ответ царя. По окончании заездов толпа с криками: «Да здравствуют человечные «синезелёные!» направилась к зданию претории. Там они выломали двери и принялись избивать чиновников. Не остановившись на этом, мятежники принялись поджигать правительственные здания, включая Бронзовый дворец императора[159].

Утро следующего дня не принесло никакого облегчения: толпы вооружённых мятежников бродили по городу, громя здания. Часть мятежников вернулась к ипподрому. Они начали выкрикивать политические требования об отставке самых близких св. Юстиниану чиновников: Трибониана, Иоанна Капподакийца, Эвдимона. Словесный камуфляж никого не обманул: по сути, это было требование к самому императору отречься от трона. То обстоятельство, что выступление носило отнюдь не стихийный характер, хорошо иллюстрируют требования восставших: вскоре, забыв о преступниках, которых просили помиловать, и об отставке чиновников, толпа начала скандировать лозунги о возведении на престол нового царя из дома императора Анастасия! После этого всем стало ясно, что заговор инициировали монофизиты, поскольку с именем старого императора они связывали довольно лояльную государственную политику по отношению к себе. Стали искать племянников покойного василевса, но Ипатий и Помпей находились в царском дворце рядом со св. Юстинианом; их третий брат Проб вовремя скрылся из дома, который в отместку был сожжён восставшими. Таким образом, всё стало на свои места: это была прямая попытка сместить св. Юстиниана, осуществлённая руками двух партий и обезумевшей, слепой толпы.

Не известно, как бы развернулись дальнейшие события, но на счастье императора в Константинополе в это время были расквартированы части Велизария, должные составить основу экспедиционного корпуса для похода на Африку, и герульский корпус Мунда. Это были в буквальном смысле слова боевые части, солдаты которых владели всеми навыками рукопашного боя и отличались едва ли не полным индифферентизмом к монофизитству, вожди которого стояли во главе мятежа.